Исторические шахматы Украины - [55]

Поддерживаемые Скрыпником пришельцы вели почти неприкрытую войну против русского языка. Например, назначенный директором Украинского института лингвистического образования Иван Сияк запретил в своем учреждении всякое общение по-русски. Когда один из студентов (великорус по происхождению) посмел нарушить запрет, над ним устроили «общественно-показательный суд» и исключили из института.

Все эти меры не являлись чем-то особенным. Ту же политику проводил предшественник Николая Алексеевича в Наркомпросе Александр Шумский (которого, между прочим, Скрыпник и подсидел, освобождая «теплое» место для себя). Новым был культ личности Скрыпника.

Его публично прославляли как великого ученого, выдающегося государственного деятеля, славного революционера, мудрого руководителя, крупного специалиста в марксистско-ленинской теории и даже первого в мире (!) разработчика научной теории национального вопроса. Помимо постов наркома просвещения и члена Политбюро ЦК КП(б)У Николай Алексеевич занимал должности директора Всеукраинской ассоциации марксо-ленинских институтов, главного редактора Украинской советской энциклопедии, председателя Ассоциации историков и прочая, прочая, прочая. Он учил писателей и журналистов писать, ставил задания перед учеными, вмешивался в работу Академии наук и оценивал труд академиков, давал указания педагогам, озабочивался хлебозаготовками. В республике было предпринято многотомное издание его сочинений («Возомнил себя украинским Лениным», – скажет о нем потом Иосиф Сталин).

Возжелав стать академиком, Николай Алексеевич, несмотря на отсутствие высшего образования, добился принятия Академией наук соответствующего решения и, кажется, не собирался останавливаться на этом.

Апогея культ достиг в январе 1932 года, когда отмечалось 60-летие деятеля. Торжественное заседание по этому поводу с участием всей властной верхушки республики прошло в Харьковском оперном театре. Более четырехсот статей, посвященных юбиляру, появилось в украинской прессе. В Харькове его именем назвали улицу. В Киеве прошла выставка «60 лет жизни и этапы революционной борьбы Н.А. Скрыпника». В честь Николая Алексеевича назвали ряд учебных заведений, переименовали село, учредили специальные стипендии, создали фонд строительства эскадрильи имени Н. Скрыпника…

Правда, первый «звоночек» прозвенел для него тогда же. Многочисленные «просьбы трудящихся» (у которых, надо полагать, не было других забот) наградить «выдающегося большевика» орденом Ленина в Кремле проигнорировали.

…Тучи над Скрыпником сгустились в феврале 1933 года. ОГПУ неожиданно арестовало личного секретаря наркома – Николая Эрстенюка (галичанина, естественно) и обнаружило у него на квартире секретные документы из наркомата. Вряд ли Эрстенюк был шпионом (в чем его обвиняли). Скорее всего, дело было в халатном отношении самого наркома к хранению бумаг, не предназначенных для широкого пользования.

Однако перепуганный Скрыпник поспешил отмежеваться от приближенного. В специальном приказе он объявил, что давно уже не доверял Эрстенюку. Поступок являлся откровенно глупым и убедить никого (чекистов особенно) не мог – зачем тогда Николай Алексеевич держал галичанина в личных секретарях, если давно не доверял ему?

Дальше – больше. Украинизаторская ретивость Скрыпника стала вызывать недовольство Сталина. Приступая к украинизации, коммунистический режим строил планы мировой революции. Кремль собирался привлечь на свою сторону деятелей украинского движения в Галиции, с их помощью устроить революцию в Польше, откуда она потом должна была распространиться далее.

Однако в начале 1930-х годов окончательно выяснилось, что надежды на мировую революцию в ближайшем будущем реализоваться не смогут. Вместо триумфального шествия большевизма по планете, приходилось готовиться к долговременному противостоянию с капиталистическим окружением. Нужно было укреплять СССР. Украинизация же его только расшатывала. Поэтому, не отменяя украинизаторскую политику совсем (она продолжалась до самого конца советской власти), в Кремле решили сбавить темп. Из Москвы пошли указания на допущенные украинизаторами перегибы.

Скрыпник отреагировал в присущей ему манере – всю вину свалил на подчиненных. Оказалось, что властолюбивый, славолюбивый, амбициозный деятель в то же время не умеет нести ответственность за собственные просчеты. В Кремле это видели.

В конце февраля 1933 года Николая Алексеевича освободили от обязанностей наркома просвещения, переведя на формально более высокий, но в той ситуации менее самостоятельный пост заместителя председателя Совнаркома УССР и председателя Госплана республики. Одновременно началось негласное расследование деятельности Наркомпроса.

Недостатков выявлялось все больше. Скрыпника стали критиковать. Сначала – в узком кругу, потом – публично. Привыкший к славословиям из уст подхалимов, он превратился в объект для нападок и даже насмешек. Николай Алексеевич растерялся. Он пытался оправдываться, затем каялся, унижался, просил дать ему возможность еще поработать (то есть умолял оставить его на ответственном посту), чтобы исправить допущенные ошибки. Следует учесть, что в то время смещение с высокой должности еще не означало гибели (это будет позднее). Бывшие руководители (Каменев, Зиновьев, Бухарин, Рыков) получали хорошую работу, сохраняли многие привилегии. Они лишались только власти.