Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий - [19]

* * *

Раз Екатерина играла вечером в карты с графом А. С. Строгановым. Игра была по полуимпериалу, Строганов проигрывался, сердился, наконец, бросил карты, вскочил со стула и начал ходить по комнате.

— С вами играть нельзя, вам легко проигрывать, а мне каково? — кричал он Императрице.

Находившийся при этом Н. П. Архаров испугался и всплеснул руками.

— Не пугайтесь, Николай Петрович, — хладнокровно сказала ему Екатерина, — пятьдесят лет все та же история.

Походив немного и охладев, Строганов опять сел, и игра продолжалась, как будто ничего не бывало. (1)

* * *

Один из губернаторов обогащался противозаконными средствами. Узнав об этом и уважая его лета и долговременную службу. Императрица отправила к нему курьера, приказав последнему явиться к губернатору в день его именин во время обеда и вручить от Государыни довольно объемистый пакет. Губернатор сидел за столом со множеством гостей, когда ему доложили о прибытии курьера. С гордым и самодовольным видом распечатывая поданный ему пакет, он в восторге сказал:

— Ах! Какая милость, — подарок от Императрицы. Она изволила вспомнить день моих именин!

Гости собирались уже поздравить именинника, но радость его внезапно превратилась в крайнее смущение, когда он увидел, что подарок заключался в кошельке длиною более аршина. (1)

* * *

В Петербурге появились стихи, оскорбительные для чести Императрицы.

Обер-полицмейстер Рылеев по окончании своего доклада о делах донес Императрице, что он перехватил бумагу, в которой один молодой человек поносит имя Ее Величества.

— Подайте мне бумагу, — сказала она.

— Не могу, Государыня, в ней такие выражения, которые и меня приводят в краску.

— Подайте, говорю я, чего не может читать женщина, должна читать Императрица.

Развернула, читает бумагу, румянец выступает на ее лице, она ходит по зале, засучивает рукава (это было обыкновенное ее движение в раздраженном состоянии), и гнев ее постепенно разгорается.

— Меня ли, ничтожный, дерзает так оскорблять? Разве он не знает, что его ждет, если я предам его власти законов?

Она продолжала ходить и говорить подобным образом, наконец, утихла. Рылеев осмелился прервать молчание.

— Какое будет решение Вашего Величества?

— Вот мое решение, — сказала она и бросила бумагу в огонь. (1)

* * *

Мраморный бюст Императрицы, сохранявшийся в Эрмитаже под стеклянным колпаком, был найден нарумяненным. Приближенные Государыни убеждали ее приказать нарядить по этому поводу тщательное следствие и строго наказать виновных в столь дерзкой выходке. Но Екатерина, не выказывая ни малейшего неудовольствия, отвечала им:

— Вероятно, это кто-нибудь из пажей хотел посмеяться над тем, что я иногда кладу себе на лицо румяны. Велите только вымыть бюст. (1)

* * *

Между генерал-губернаторами в царствование Екатерины А. П. Мельгунов, как известно, был признаваем по уму его в числе отличных и пользовался общим уважением. Мельгунов имел однако же слабость в кругу близких ему особ отзываться иногда в смысле и духе критическом насчет Императрицы. Такой образ мыслей, равно как и многие из отзывов Мельгунова, были Государыне известны.

Однажды Мельгунов, приехавший в столицу по делам службы, имел у Императрицы доклад, продолжавшийся очень долго. Некоторые из близких Государыне особ, заметив такую продолжительность, удивлялись этому, зная, что Императрице известен образ мыслей Мельгунова. Когда последний вышел из кабинета, один из приближенных в ироническом смысле напомнил Императрице о его отзывах на ее счет. Екатерина на это сказала.

— Все знаю, но вижу в нем человека государственного. Итак, презирая личного моего в нем врага, уважаю достоинства. Я, подобно пчеле, должна и из ядовитых растений выбирать соки, которые, в смешении с другими, могут быть полезными. (1)

* * *

Когда Франция подверглась жестоким следствиям революции и внутренних неустройств всякого рода, когда осторожная Екатерина прервала и на море, и на суше всякое с нею сношение, в то время возвратился из Парижа молодой Будберг, русский камер-юнкер, бывший впоследствии ревельским губернатором. Екатерина, вникавшая в причины всяких действий, любила расспрашивать подробно приезжающих из этого государства; она пожелала и его видеть.

Милостиво ею принятый и обласканный, он удовлетворял любопытство Императрицы, рассказывая о своих путешествиях.

— Скажите, пожалуйста, — спросила она. — отчего это во Франции такие волнения?

— Да как не быть волнениям, — резко и живо отвечал он в каком-то рассеянии, забыв о лице, с которым говорил, — самовластие там дошло до такой степени, что сделалось несносным.

Выговорив это, он опомнился, смутился, потупил глаза и стоял как вкопанный.

— Правда твоя, мой друг, — заметила Екатерина, — надобно стараться несносное делать сносным.

Другой раз, разговаривая об этом же предмете с графом Н. П. Румянцевым, возвратившимся также из чужих краев и бывшим впоследствии государственным канцлером, она сожалела о затруднительном положении французского короля Людовика XVI, о неустройствах и волнениях во Франции и, между прочим, сказала:

— Чтобы хорошо править народами, государям надобно иметь некоторые постоянные правила, которые служили бы основою законам, без чего правительство не может иметь ни твердости, ни желаемого успеха. Я составила себе несколько таких правил, руководствуюсь ими, и, благодаря Богу, у меня все идет недурно.