Исторические происшествия в Москве 1812 года во время присутствия в сем городе неприятеля - [99]
Выслушав это, обманутый в ожиданиях Наполеон без всякой помпы въехал в Москву около половины третьего в понедельник второго сентября и сразу проследовал в Кремль, где и оставался до 13 октября, так же тихо и незаметно, как появился. Лишь со временем он стал развлекаться. Но чем? Для его развлечения в Кремле дилетанты ставили французские комедии, которые играли немногие оставшиеся модистки и гувернанты, – никто из них никогда не был артистом. И, как говорят, Наполеон, который видел все самое великолепное и блестящее, что могла предложить сцена, находил или делал вид, что находит вкус в этих жалких представлениях, и якобы смотрел их очень внимательно часами, как будто бы он действительно наслаждался[505]. Об этом свидетельствовали многие очевидцы.
Столь же плохо дело обстояло со столом Наполеона, пока русские окрестные крестьяне не начали привозить в город индеек, гусей, масло и т. д. – хотя и в очень незначительном количестве. Уже на заставе* их припасы перекупали для императорской кухни по невероятным ценам. Это навело полковника Флао на мысль послать конторщика* Демидовых, который оставался в нашем доме, с несколькими сотнями франков в ближайшие демидовские поместья, чтобы купить на них продовольствия. Конторщик* был совсем не против, и уже получил деньги, а полковник тогда велел позвать меня лишь затем, чтобы разъяснить человеку, что именно он должен был лучше всего привезти.
Я испугался того, что угрожало мне из-за передачи этой инструкции: ведь это означало бы, что я посылал людей в демидовские поместья, чтобы привезти провизию врагам отечества. Я заставил себя улыбнуться и сказал полковнику по-немецки: «Вот уж чудно! Как, верно, будет веселиться этот русский писарь, когда он с вашими 200 франками окажется в своей деревне, и по праву посмеется над вами, доверившими ему деньги, – он-то у себя в деревне может быть уверен, что вы его не найдете и не накажете за его отсутствие». Полковник громко рассмеялся, сказав: «Да, я едва не свалял дурака. Никогда бы не простил себе, что таким манером потерял свои деньги». Он поблагодарил меня за предупреждение, взял у конторщика* деньги обратно, и дело заглохло к моему величайшему удовлетворению.
Когда же публичные грабежи прекратились и учредили упомянутую уже полицию, из окрестностей в город потянулось много крестьян, но не затем, чтобы привезти продукты, а чтобы купить медные деньги, в мешках по 25 рублей, и соль по четвертям*, и для поисков в сгоревших лавках и домах всего, что они могли увезти на своих телегах*. Мешок меди в 25 рублей (их было много в кремлевских подвалах) стоил столько же, сколько четверть* соли (ее запасов также было в избытке), – 4 рубля или 1 рубль серебром. Кроме того, можно было купить целые пакеты старых банкнот за несколько рублей серебром. Покупателей день ото дня прибывало, по мере того как крестьяне со своим грузом медяков и соли возвращались по своим деревням из Москвы невредимыми.
Положение французов было воистину далеко от завидного. Продуктов не хватало, не было ни полотна, ни кожи, ни льна и т. п. Платья и обувь износились, кивера и упряжь у кавалеристов стали негодными. Фуражировать можно было только с очень сильным прикрытием, потому что на небольшие отряды крестьяне нападали в деревнях или на полях и полностью истребляли.
Полковник Кутейль однажды вернулся из одной такой экспедиции ночью и без шляпы. Он уверял, что обязан спасением своей жизни лишь своему бравому английскому коню. Будучи настоящим военным, он не мог подобрать слов, чтобы похвалить превосходившую его воображение храбрость русских крестьян, истребивших весь французский отряд, который отправился за фуражом и который полковник добровольно сопровождал. Во всех походах Наполеона, даже в Египте, он не видал ничего подобного.
Посланная на фуражировку команда попала в большую деревню недалеко от Москвы, которая казалась оставленной жителями. Но когда французы дошли до середины деревни, с двух противолежащих концов ее внезапно, как из-под земли, на них устремились бесчисленные толпы вооруженных крестьян. Командовавший французский офицер тотчас приказал своим людям открыть огонь в обе стороны и непрерывно его продолжать. Но крестьян это не смутило, они перешагивали через своих павших собратьев – которых было немало, так как пули попадали в сомкнутые массы, и каждая находила жертву – и обрушились затем с вилами, оглоблями, косами и военным оружием с обеих сторон на французов, попавших между ними. Никто из них не смог уйти, кроме полковника Кутейля, который, увидев храбрость крестьян, поскакал в сторону на отворенный двор, перемахнул там через забор, потеряв при этом свою шляпу, выбрался в открытое поле и смог благополучно добраться до Москвы.
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Имя полковника Романа Романовича фон Раупаха (1870–1943), совершенно неизвестно широким кругам российских читателей и мало что скажет большинству историков-специалистов. Тем не менее, этому человеку, сыгравшему ключевую роль в организации побега генерала Лавра Корнилова из Быховской тюрьмы в ноябре 1917 г., Россия обязана возникновением Белого движения и всем последующим событиям своей непростой истории. Книга содержит во многом необычный и самостоятельный взгляд автора на Россию, а также анализ причин, которые привели ее к революционным изменениям в начале XX столетия. «Лик умирающего» — не просто мемуары о жизни и деятельности отдельного человека, это попытка проанализировать свою судьбу в контексте пережитых событий, понять их истоки, вскрыть первопричины тех социальных болезней, которые зрели в организме русского общества и привели к 1917 году, с последовавшими за ним общественно-политическими явлениями, изменившими почти до неузнаваемости складывавшийся веками образ Российского государства, психологию и менталитет его населения.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.
Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.
О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В 1769 году из Кронштадта вокруг всей Европы в Восточное Средиземноморье отправились две эскадры Балтийского флота Российской империи. Эта экспедиция – первый военный поход России в Средиземном море – стала большой неожиданностью для Османской империи, вступившей в очередную русско-турецкую войну. Одной из эскадр командовал шотландец Джон Элфинстон (1722–1785), только что принятый на русскую службу в чине контр-адмирала. В 2003 году Библиотека Принстонского университета приобрела коллекцию бумаг Элфинстона и его сыновей, среди которых оказалось уникальное мемуарное свидетельство о событиях той экспедиции.
«Вы что-нибудь поняли из этого чертова дня? — Признаюсь, Сир, я ничего не разобрал. — Не Вы один, мой друг, утешьтесь…» Так говорил своему спутнику прусский король Фридрих II после баталии с российской армией при Цорндорфе (1758). «Самое странное сражение во всей новейшей истории войн» (Клаузевиц) венчало очередной год Семилетней войны (1756–1763). И вот в берлинском архиве случайно обнаруживаются около сотни писем офицеров Российско-императорской армии, перехваченных пруссаками после Цорндорфской битвы.
В составе многонациональной Великой армии, вторгшейся в 1812 году в Россию, был и молодой вюртембергский лейтенант Генрих Август Фосслер (1791-1848). Раненный в Бородинском сражении, он чудом выжил при катастрофическом отступлении Наполеона из Москвы. Затем Фосслер вновь попал в гущу военных событий, был захвачен казаками и почти год провел в плену в Чернигове. Все это время он вел дневник, на основе которого позже написал мемуары о своих злоключениях. До нашего времени дошли оба текста, что дает редкую для этой эпохи возможность сравнить непосредственное восприятие событий с их осмыслением и переработкой впоследствии.