Исторические очерки состояния Византийско–восточной церкви от конца XI до середины XV века От начала Крестовых походов до падения Константинополя в 1453 г. - [58]
Из XIII века нам известны два случая, служащие иллюстрацией к затронутому нами вопросу. Эти случаи следующие. Оба они рассказаны историком начала XIV века Пахимером. Наступил конец жизни Константинопольского патриарха Никифора: он лежал уже на смертном одре. Близкий к патриарху человек начал уговаривать умирающего к принятию монашества, но умирающий, по словам историка, «не только не соглашался на это, а еще с неудовольствием принял напоминание и хотел умереть архиереем».[402] Очевидно, по церковным воззрениям XIII века, принять архиерею монашество значило то же, что перестать быть архиереем. Несколько позднее времен патриарха Никифора произошел случай, очень аналогичный с тем, что произошло некогда в патриаршество Луки Хризоверга. Епископ Сардский Андроник, по некоторым мелочным соображениям, «вздумал переменить одежду архиерейскую на монашескую и избрать жизнь уединенную и бездейственную».[403] Андроник сделался монахом, принял имя Афанасия и отказался от архиерейства. Но потом тот же Андроник пожелал снять с себя монашеский чин и снова сделаться архиереем. Начались хлопоты, но они остались без успеха. Патриарх Константинопольский Арсений, расположенный к Андронику, обещает всячески содействовать осуществлению планов его, советует ему надеть архиерейскую одежду и добиться позволения в таком виде явиться в синод. Андроник так и хотел поступить, как советовал Арсений, но из этого ничего не вышло. Когда члены Константинопольского синода узнали, что Андроник в архиерейской одежде пришел к дверям синодальной залы, то решительно отказались впустить его на заседание, не признавая его архиереем. Все усердие, с которым патриарх Арсений старался склонить прочих епископов в пользу Андроника, не имело ожидаемых последствий. Один из синодальных епископов показал письмо Андроника, в котором он собственноручно подписался своим монашеским именем: «Афанасий». Это послужило доказательством, что архипастырь Сардский добровольно, а не по принуждению принял монашество и не имел уже оснований домогаться возвращения ему прежнего сана.[404] Из рассмотренного происшествия с Андроником Сардским видно, что исследуемый нами вопрос и в XIII веке оставался в том же виде, как это было век тому назад. Принципиально вопрос этот решен только в конце XIV века, на Константинопольском соборе при патриархе Антонии (1388—1397). На указанном соборе определено было: «Если кто, будучи облечен в малую схиму (простое монашество), будет призван к архиерейскому сану, таковой освобождается от принятых им на себя обетов (λύεται των συνταγών), освобождается — но не через одно призвание, а и через архиерейское совершенство. Если же кто, будучи архиереем не из монахов (έκ κοσμικού άρχιερεύς), сделается потом монахом, таковой не может быть вторично архиереем и освободиться от принятых на себя обетов (т. е. послушания и ученичества). Если бы его призывали к архиерейской должности, этого недостаточно для разрешения его от обетов: его и призывать не следует, и он должен довольствоваться тем низшим положением, в которое низошел».[405] Это постановление довольно ясно и определенно и, можно думать, послужило к решению запутанного в Греческой церкви вопроса о соединении архиерейства и монашества в одном и том же лице.
Но продолжаем прерванную нами речь о Византийских патриархах XII века. Между преемниками Николая Музалона заслуживает некоторого внимания Лука Хризоверг (1155—1169) [406] Его правление, по видимому, ознаменовано было довольно широким развитием церковно–законодательной деятельности; по крайней мере от времени патриаршества Луки дошло до нас несколько соборных определений, имевших целью как исправить некоторые недостатки в положении клира, так и разрешить некоторые вопросы, не лишенные общего церковного значения. От правления Луки дошло до нас довольно подробное определение относительно клириков, принимавших на себя мирские занятия и должности — так, клирики брали на себя управление домами, служили в магистратуре или управляли чужими поместьями, исправляли должности сборщиков податей и т. д. Все такие занятия собор при Луке осуждает, как противоречащие правилам церковным, а преступникам этих законов угрожает наказаниями.[407] Из другого соборного определения при том же патриархе видно, что некоторые клирики принимали на себя звание адвокатов, что собор также запрещает.[408] Еще в другом соборном определении, состоявшемся при патриархе Луке, указывается, что клирики были настолько неразборчивы в выборе средств для пропитания, что содержали бани, даже питейные заведения и даже публичные дома. Само собой понятно, что пат риарх все подобное запретил. Он запретил также священникам и дьяконам заниматься медицинской практикой, ввиду того, что клирики этого рода снимали платье, присвоенное им званию, и надевали мирскую одежду, чтобы ничем не отличаться от прочих врачей [409] При том же патриархе Луке положены строгие запреты, сообразные с церковными правилами, на тех клириков, которые в случае смерти епископа известного города позволяли себе присваивать как имущество, принадлежащее Церкви, так и наследство, остающееся по смерти епископа
