Историческая неизбежность? Ключевые события русской революции - [112]

А. Непрочность российского правления

Первой общей чертой можно назвать то, что в обоих случаях режим, казавшийся твердым и долговечным, рухнул очень быстро, что стало неожиданностью для большинства современников. Династия Романовых, несмотря на ее очевидную, задним числом, слабость, правила 300 лет. Грандиозное празднование 300-летия дома Романовых в 1913 г. создало твердое впечатление (в том числе у самого Николая), что нация сплочена вокруг своего монарха. Всплеск патриотизма в начале войны в августе 1914-го, казалось, говорил о том же. До тех пор пока не разразился полномасштабный кризис, значительная часть правящего класса и внешних наблюдателей не обращали внимания на вспышки недовольства среди крестьян, на недисциплинированность рабочих и на негативное отношение к власти со стороны интеллигенции, считая все это нетипичным для основной массы российского народа.

Советский режим в начале 1980-х также казался абсолютно устойчивым. Конечно, над ним нависала угроза экономического застоя, геронтократического руководства и утраты страстной веры в революцию. Однако малочисленное диссидентское движение казалось совершенно незначительным на фоне всего советского народа если и не преисполненного энтузиазма, то по крайней мере послушного. Ни один серьезный комментатор не предсказывал краха системы. Казалось, что нужна лишь реформа, и для ее проведения был избран истинный приверженец ленинизма Михаил Горбачев. Однако внедренные им незначительные новшества – немного больше рынка и немного меньше репрессий – вырвались из-под контроля и разрушили всю систему.

Разумеется, нельзя делать слишком широких выводов на основе этих двух примеров неожиданного падения режима. Тем не менее они указывают на то, что в России с ее особенно непрозрачной и репрессивной политической традицией представление о покорности общества может на поверку оказаться очень поверхностным. Этим объясняется тот факт, что нынешний российский режим весьма пристально следит за общественным мнением.

Б. Нестабильность империи

Второй чертой, общей для двух революций, является дестабилизирующая роль, которую играют подчиненные части России, в особенности Украина. Одним из непосредственных последствий падения царизма в 1917 г. стал подъем националистических настроений, первоначально за автономию но, в сущности, за независимость. Это касалось Польши и Финляндии, которые в то время были частью империи, а также Украины и Прибалтики. Эти настроения, получившие поддержку со стороны Германии, делали невозможным быстрое достижение мира и в конечном итоге стали одной из причин краха Временного правительства. Только в 1922 г., когда немцы уже были побеждены, а большевики выиграли гражданскую войну, контроль над Украиной был восстановлен. Однако Польша, Финляндия и (до 1945 г.) прибалтийские государства стали независимыми.

В 1991 г. все было по-другому, однако действовали те же глубинные центробежные силы. Когда реформы Горбачева ослабили власть Москвы, в советских республиках стали усиливаться требования автономии – в особенности в Прибалтике и на Украине. Именно усилия Горбачева, направленные на удовлетворение этих требований, спровоцировали судьбоносный переворот в августе 1991 г., организованный приверженцами жесткой линии, которые стремились воспрепятствовать распаду СССР. Этот переворот, хоть он и не удался, маргинализировал Горбачева и позволил новому президенту России Борису Ельцину договориться с президентом Украины и главами других республик и разделить Советский Союз на независимые государства. В этом случае также было бы ошибочно делать далеко идущие выводы на основе двух примеров. Однако очевидно, что крепкая хватка, которой Россия держит подчиненные ей национальные единицы, слабеет во времена внутренних политических смут. Результатом становятся требования автономии и независимости, что, в свою очередь, усиливает давление на российское государство. Стоит отметить, что после 1991 г. одним из главных вызовов для Москвы было требование независимости Чечней, оказавшее негативное влияние на внутреннюю безопасность и власть.

В. Вызов со стороны запада

Отношения между царской Россией и западными державами бывали вежливыми, однако никогда – полностью доверительными. Многие на Западе считали Россию чуждой и видели в ней угрозу. Что касается самой России, то она, хотя и мечтала о западной культуре и технологическом прогрессе, но помнила регулярные вторжения с Запада (поляков, шведов и французов), происходившие примерно раз в 100 лет и имевшие целью погубить ее. Кроме того, Россия видела себя главным проводником альтернативной и стоящей выше остальных православной славянской традиции. Николай II лично симпатизировал некоторым самым крайним выразителям этих взглядов, что стало одним из факторов, вовлекших Россию в Первую мировую войну.

Революция 1917 г. должна была положить конец старому порядку в международной политике. Россия теперь являлась лишь остановкой на пути к мировому коммунизму, и советские международные отношения первоначально были подчинены этой цели. Однако к 1920-м гг. надежды на мировую революцию сменила серая реальность «социализма в отдельно взятой стране», а мессианство коммунизма, соответственно, мутировало в прямое преследование национальных интересов России. Вот два ярких примера. Советская политика по отношению к китайским коммунистам коренным образом изменилась между двумя войнами под влиянием японской угрозы СССР, а в 1939 г. произошел моментальный и резкий поворот от абсолютной идеологический враждебности по отношению к фашистской Германии к альянсу с ней – опять же продиктованному соображениями безопасности СССР. Конечно, до конца своих дней Советский Союз делал упор на роль лидера мирового коммунизма (как Николай II – на роль России как лидера православия), преследуя при этом очень традиционную российскую повестку дня во внешней политике: защиту от угрозы западной экспансии путем возможно большего расширения сферы своего влияния.