Исток - [15]

— Паршивец! Я тебе сейчас задам трепку!

— Тише, Нетт, тише! Строго-настрого же наказали не заходить к нему!

— Да плевал я на их наказы! Язык оборву и выйду!

— Этот даже без магии тебе шею свернет, он только того и ждет! А не он — так Рон! — Видно, второй был умнее. — Вот не свезло в такую погоду на улице куковать. Кто из дома под такую дождину высунется…

Я вот высунулась… Гром развалился над головой, близко слышалось нервное лошадиное ржание.

Вскинутая рука опустилась. К порубам шел Рон. Светлые волосы потемнели от влаги, над полными губами мокрой паклей обвисли усы. За Роном тенями следовала его свита.

— У нас чужак. Из караулки пропал плащ, так что с каждого, кого встретите, сдергивайте капюшоны, — скомандовала Рон.

Как быстро…

Парни единовременно кивнули. Рон продолжил командовать:

— Нетт, от этих дверей не отходи. Томан, Елее, сторожите двор…

Если верить запаху и звуку, за порубами располагалась ратная конюшня. Прятаться там опасно — первым делом в таких местах искать будут, но если…

Рон и его свита прошагали в паре локтей от меня, я вжалась в стену, чувствуя, как мышцы спины вдавливаются округлыми вмятинами. Выждав некоторое время, я вынырнула из-за угла и открыто пошла к конюшне.

— Кто идет, снять капюшон! — подскочил ко мне ратный.

— Сам снимай! — буркнула я, наклоняя голову ниже, с пропитанной ткани полилось. Сейчас важно было не ошибиться. Плащи одинаковые, сапоги тоже. Не угадаю, придется бежать, и бежать быстро. — Ты, Елее, совсем головой тронулся! Или сам пойдешь по стойлам лазить? Лазутчика искать?

— Терентий? Ты, что ли?

— Иди к бесу.

Торопиться было нельзя — начнут сомневаться. Не слишком много мужчин моего роста в ратные идет — таких обычно не тянет в военное дело. Но один-два найдутся. Повернув за угол, отдышалась, прижалась к стене. Бежать нельзя.

Сеновал располагался прямехонько над конюшней. Для вящей гостеприимности лестницы не хватало.

Карабкайся я так, меня бы быстро скрутили. Но что-то подсказывало, что наглость — второе счастье. Я нашла лестницу и неторопливо полезла к проему. Стоило мне скрыться за сеном, перед конюшней начался переполох.

— Мной представился! Зараза эдакая. Наглый какой! — ворчал паренек голосом с высокими нотками, действительно чем-то напоминающим женский.

Я рванула завязки плаща, который, промокнув, стал липнуть ко всему и сковывать движения. Пусть здесь остается.

О колдуне не могло быть никакой речи, надо выбираться самой.

— Проверьте в конюшне, а мы на сеновале! — визгливо крикнул Терентий.

Я упала на пол и поползла вперед. Свесилась вниз, смотря, что происходит в конюшне. Лошади беспокоились, раздраженные суматохой. Переливчато заржал красивый темно-гнедой жеребец, скребя копытом землю. «Наверняка кусачий», — не к месту подумалось мне.

В проходе меж стойл бегали люди.

Мне повезло. Конюшню, видно, достраивали, добавив к широкому проходу со стойлами с обеих сторон еще крыло, которое кончалось симпатичным тупичком, куда конюхи сгребали ссыпавшееся при кормежке сено, а может, накидали специально, чтобы соснуть часок-другой, пока нет никого. Сейчас конюхи бегали вместе со всеми по конюшне.

За спиной заскрипели доски.

— Он здесь. Плащ только сбросил!

— Или она! — крикнул Терентий. — Рон говорил, что была с колдуном девка. Кто ее в лицо видел?

— Я видел. — Этот голос я тоже узнала. Не зная, жалеть или радоваться, что у меня дрогнула рука.

Внизу никого. Сейчас!

Зашуршало сено. Не торопясь убегать, я нырнула под копну и забилась в угол.

— Где же ты? Гостюшка? — раздалось над головой.

— Давай еще углы обшарим. Может, в сено зарылся?

Дырка в сене хорошего обзора не давала, но в боковом проходе было пусто. Лошадь топнула копытом и заржала.

Идея была безумной.

Первый крюк я откинула, еще раздумывая, второй уже увереннее. Если кобыла в угловом стойле мялась, сомневаясь, стоит ли идти гулять без узды и всадника, то жеребец напротив — вылетел стрелой. За углом послышались крики удивления и возмущения, но на их источники уже неслись еще семь лошадок, подгоняемых чистой силой. Люди пытались ухватить развевающиеся гривы, один смельчак даже рискнул цапнуть жеребца за хвост. Тот сломал ему ребра, самое меньшее. Кони, оставшиеся в стойлах, начали ломать двери, чувство свободы оказалось заразным.

Я сорвала со стены мот веревки.

Если бы промахнулась, ратники нашли бы растоптанное копытами тело, но я попала — использовав выступ на стене как подножку, прыгнула на спину к гнедой кобылке и наддала пятками.

Дождь, темнота и куртка в цвет шкуры сделали меня почти незаметной, тем более я распласталась насколько возможно. Править было нечем, если только коленями. На мое счастье, лошадь к этому приучили, верно, когда стреляешь из лука, не очень-то поводом подергаешь. Каким-то чудом мы доскакали до частокола.

Руки тряслись — я слишком торопилась. С третьего раза удалось привязать к концу нож, с четвертого закинуть его меж остриями частокола и зацепить. Ни о каких узелках для удобства не могло быть и речи, зато веревка некоторое время валялась в навозе, а под дождем размокла. Меня не беспокоил запах, но руки скользили. Пришлось каждый раз поддевать ее ладонью. Где-то на середине содрала кожу.