Исток - [14]

— Ты, что ли, из Инессы? — От смотрящего мага Береговниц его отличала только бородка. Короткая и, несмотря на годы, почти не тронутая сединой.

— Я. — За еще одну серебряную я узнала кое-что про смотрящего. — Мастер Ральер. Доброго дня.

— Человек? — удивился он. — С каких пор Владычица доверяет людям? Или в Инессе теперь плохо с колдунами?

— Не намекаете ли вы, что одежда и меч краденые?

— Даже не знаю. И что вы хотите?

— Пустите меня в дом. Я не наемная убийца и не соглядатай. Вам нечего бояться.

— Именно с этих слов я бояться обычно начинаю. Ладно, проходи, как тебя звать?

Я ненадолго замялась, думая, называть ли свое настоящее имя. Решив, что ложь дело неблагородное, я назвала домашнее прозвище, которое более уместно среди близких, нежели у смотрящего в гостях.

— Рин.

— Проходи, Рин. Я тебя выслушаю.

Внутри дом смотрящего Ральера был изукрашен не менее обильно и старательно, но здесь больше постарались женские руки. На раскрытых окнах ветер трепал вышитые занавеси, у рукомойника висел рушник, расшитый велманским узором.

На столе скатерть беленого льна с узорной каймой, на сундуках и полках плетеные салфеточки. Даже я, далекая от рукоделия (в том смысле что совершенно бездарная, и попытки вышивать крестиком напоминали о хордримских письменах, выполненных сумасшедшим со старческой дрожью рук), даже я восхитилась, восторженно цокнув языком.

— Это жена моя шила, — хвастливо поведал Ральер.

— Вы женаты? — Тут я снова оглядела горницу уже иными глазами.

Смотрящий внимательно выслушал меня.

— Я ничем не могу помочь.

— Но вы там были!

— Мастер Майорин много превосходит меня в силе, он мог скрыть свои чары.

— Да какие чары? Зачем?

— Замедлить движения противника. Или стрела была иллюзорной?

— Но тогда вы признали поединок честным.

— Тогда признал. Но потом…

— Только не говорите, что вас безмерно расстроила смерть прошлого наместника, и вы боитесь отправиться следом.

Маг сердито нахмурил брови.

— Рин — это сокращение, верно?

— Своя рубашка ближе к телу, — не ответила я на вопрос. Сидеть я больше не могла и начала расхаживать по горнице, рассматривая любовно вышитые занавеси, на каждой был свой узор. — Жена, детки… — Рука дотронулась до соломенной куколки в криво сшитой одежке.

— Инесса далеко. Рон близко.

— Отправили бы жалобу…

— Я цитаделей по происхождению, моя шкура мало кого заинтересует в Инессе.

— Вы ошибаетесь!

— Ты зашла бы сюда, если бы не потребовалось мое свидетельство за этого колдуна?

Я помотала головой.

— Кто он тебе?

— Наставник.

— Колдун — человеку? Езжай домой.

— Удивительно, как старательно меня туда все отправляют.

К вечеру ветер нагнал тучи, темные, мрачные. Пыль металась по улицам, силясь прорваться в скоро закрывшиеся окна, на меня она накинулась, хлестнув по щеке жаркой ладонью приближающейся грозы.

Куда податься?

Оседлать Пеструшку и уехать домой?

Первые капли сорвались с набрякшей тучи в сухую землю, оставив крупные влажные следы. Я подставила ладонь, смотря, как она намокает под усиливающимся дождем, на западе сверкнул длинный хвост молнии. Гром раскатился над переправой, глуша остальные звуки, хлопнули ставни еще не закрытых окон, попрятались в будки собаки.

Я сорвалась с места, на бегу накидывая капюшон.

У высокого частокола из потемневших от времени бревен остановилась. Верхушки у бревен, протыкавшие небо, тщательно заточены. Легко не перелезешь. Будь тихо, тут же залаяли бы собаки, предупреждая о приближении чужака, но небо снова сверкнуло раскатившимися алмазами молний, а их догнал гром. Собаки молчали.

Ворота стояли закрытыми, но калитка в них скрипела несмазанными петлями, мотаясь на ветру. Стражник вжался под козырек, прячась от плетей дождя, даже через плотную кожу куртки больно лупящих по спине.

Истоку нравилась гроза, они были похожи.

Я вытянула ладонь. Стражник тяжело опустился на землю, на лице застыла глуповатая полуулыбка. У него должен быть напарник, не остался же он один на посту.

Напарник выглянул из сторожки с флягой в руке. Как не погреться в такой дождь добрым вином, да и кто осмелится лезть на заставу?

— Эй, куда? — Я затолкала обмякшее тело в сторожку, подумала, достала пробку из фляги, щедро смочив мужчине рот и намеренно пролив вина еще на ворот. Даже на запах вино было крепким — вымороженным. Себе на память я взяла плащ, мне он был до пят, а глубокий капюшон надежно скрывал косу и лицо. Флягу я прихватила с собой. Огляделась. Но все попрятались от дождя. Теперь второй стражник тоже пах вином, флягу я ему оставила. Очнется — пригодится.

Найти порубы не составило труда. Три пятистенных сруба без окон с узкими отверстиями у самой крыши — пустить свежий воздух, выветрить вонь. Караульных было двое, они расхаживали по кругу, перекрикиваясь от скуки:

— Грозу, поди, колдун подозвал!

— Он в асбестовых цепях сидит, куда ему!

— Кто этих колдунов знает, слишком он смирный. Вот смоет нас к бесам, будет Рон знать, как руки к их брату протягивать.

— Тише ты! Еще услышит!

— Колдун или Рон?

— Колдун-то что? Пусть слышит! Эй! — Он постучал по двери одного из порубов. — Чародей, гроза твоих рук дело?

Мне из-за угла было не слышно, что ответила дверь. Но стражник так зло вскинул голову, что с нее упал капюшон.