Источниковедение - [259]

Как правило, анализ этих составляющих труда историка позволяет сделать окончательный вывод о видовой природе историографического источника и принадлежности его к научной истории или социально ориентированному историописанию.

Например, анализ содержания произведения А. П. Щапова (1831–1876) «Великорусские области и Смутное время (1606–1613 г.)», опубликованного в журнале «Отечественные записки» в 1861 г.[741], позволяет определить, что его видовые признаки соответствуют историческому очерку, так как отсутствуют библиографические ссылки и в тексте встречаются нарративные приемы, недопустимые для научной статьи (например, замечание Щапова: «Не знаю, как смотрят на смутное время гг. Костомаров и Погодин»[742]). Кроме того, современный исследователь не может пройти мимо авторского замечания о своем произведении, помещенного в самом конце теоретического обоснования концепции: «…предлагаю читателям“ Отечественных записок” <…> общий очерк [выделено мной. – С. М.] политической самодеятельности великорусских областных общин в смутное время (1606–1613 г.)»[743].

Проведенная процедура совершенно не лишняя, так как авторы историографических работ иногда, следуя за редакторским указанием в октябрьском и ноябрьском номерах журнала («статья первая», «статья вторая»), называют произведение Щапова статьей[744] (деконструкцию произведения А. П. Щапова мы проведем ниже).

Исследователь может столкнуться с ситуацией, когда анализ содержания историографического источника позволит ему выявить признаки сразу нескольких видов историографических источников. В качестве примера приведем опубликованную в «Вестнике Европы» работу М. Т. Каченовского «Нестор. Русские летописи на древнеславянском языке» (1811). Зная, что в это время публиковался переведенный на русский язык известный труд «Нестор. Русские летописи на древнеславянском языке, сличенные, переведенные и объясненные А. Л. Шлёцером» (в 3 ч. СПб., 1809–1819), можно предположить, что статья Каченовского (под таким же названием) есть не что иное, как рецензия на произведение А. Л. Шлёцера. Однако анализ содержания историографического источника позволяет установить, что он имеет характер скрытой дискуссии (не названы оппоненты) с теми, кто считает, что историческая критика, подвергающая сомнению не подтверждаемые историческими источниками конструкции прошлого, не нужна русскому читателю[745]

При изучении такого научного исследования, как монография, важно предварительно проанализировать заголовок издания, аннотацию, оглавление, библиографический список, а затем следует познакомиться с введением к работе. Данная процедура очень важна для выявления авторской рефлексии о собственном научном исследовании. Во втором разделе учебного пособия мы уже приводили примеры некорректного определения автором или издательством классификационных характеристик научных исследований. В связи с этим историку на основании анализа научного исследования следует подтвердить его принадлежность к монографии как виду историографических источников или уточнить его иную видовую принадлежность.

Данная процедура применяется ко всем видам историографических источников, но еще раз повторим: в первую очередь к тем, в отношении видовой принадлежности которых у историка имеются сомнения.

2.4. Процедура деконструкции историографического источника

Более глубокий анализ историографического источника достигается при проведении процедуры деконструкции. Деконструкция (фр. déconstruction) – понятие, введенное в современную философию Ж. Деррида[746].} (1930–2004). В нашем случае это не направление постмодернистского критицизма, а процедура расслоения, разборки структур историографического источника: исторических (построенных на данных исторических источников), теоретических, риторических для уточнения места изучаемой работы в историографической культуре ее времени.

Применяя данную процедуру, историк исходит из того, что прочтение текста (даже специалистом) может быть лишено глубины, необходимой для анализа, так как автор историографического источника пытается быть убедительным и навязывает читателю свое понимание, старается с помощью большей или меньшей доказательности вести его за собой.

Следует заметить, что вопрос об этапах работы историка над текстом, следовательно, и о процедурах анализа текста сегодня остается открытым, и мы выделим несколько мнений. Л. Ж. Голстейн полагает, что историописание – это двухэтапный процесс: исследование и литературная обработка[747]. По мнению П. Рикёра (1913–2005), для анализа работы историка подходит понятие «историографическая операция» (operation historiographique)[748]. Она состоит из трех фаз: документальной, объяснения (объяснения/понимания) и литературной[749]. Указанные П. Рикёром фазы не означают самостоятельность и расчлененность выстроенных в вертикальной проекции трех процедур, произведенных историком, текст которого мы изучаем, например: сначала первая «оперативная фаза», затем вторая и только потом третья. Вот как об этом пишет сам Рикёр:

Термин «фаза» предлагается для характеристики трех частей историографической операции. Использование этого термина не должно порождать двусмысленности: речь идет не о хронологически различных стадиях, а о методологических моментах, как бы наслаивающихся друг на друга: достаточно указать на то, что никто не обращается к архиву, не имея предварительно собственного проекта объяснения, собственной гипотезы.