Источник забвения - [62]

— У меня нет вертолета, чтобы делать вам аэрофотосъемки.

— Позавчера вы были на «ты»…

— Это потому, что позавчера ваше пиво и ваши потрясающие сообщения…

— Честное слово, я ничего не выдумал!

— Ох и часто же вы кидаетесь «честным словом». Становится подозрительно. Ну ладно! — твердо сказал Визин. — Хватит нам играть друг перед другом. Идемте-ка сядем. Для окончательного выяснения отношений, как говорится.

Они сели на скамейку, на ту самую, где вчера состоялся разговор с Димой-Монгольфьером.

— Вот что, Коля… Да, меня действительно, в известной мере интересует Сонная Марь, эти пары, если они вообще существуют. Но это научный интерес, черт побери! Я не собираюсь добывать для вас сенсации! Вам понятно?

— Герман Петрович! Конечно! — воскликнул Андромедов. — Какие сенсации? Да я ни строчки, клянусь… Без вашего ведома я ничего не буду… И мешать вам не буду, совсем наоборот! Я же там все уже знаю! Ну, конечно, знаю, как человек, уже побывавший там. Нельзя в тайгу одному. Такой путь! В Макарове ведь ни медпункта, ни телефона — ничего там нет. Непривычному человеку… А Василий Лукич сказал, что если вы не против, то он отпускает меня с вами в экспедицию на любое время.

— В какую еще экспедицию?

— Это он так сказал, Герман Петрович.

— Заврались вы, Коля. Позавчера вы говорили, что шеф ваш уехал по району.

— Так он меня отпустил еще до того! Еще, когда мы говорили, что вы, может, приедете…

— Вот оно что! Все распланировано на любой случай, Давно вы, значит, собрались прославить свою «Зарю».

— Да не в этом… Любому же ясно, что у вас научный интерес, и газетные дела тут ни при чем…

— А у вас какой интерес?

— Любительский. Человеческий, наконец…

— Вас, конечно, шеф готов отпустить на все четыре…

— На все четыре, Герман Петрович, не отпустит. А с вами… Хотя бы потому, что одному в тайгу нельзя…

Андромедов был прав. Но стоило Визину представить, что несколько дней ему придется провести бок о бок с Колей, как у него что-то словно свертывалось в душе. И все-таки — что он, Визин, знает о тайге, в которой никогда не был? Куда он пойдет и как? По компасу? Снаряжен ли он должным образом?.. Конечно, в этом Макарове можно доснарядиться, обо всем расспросить — что-то они там все же должны знать и помнить. Ну, а за Макаровом, в той лесной и болотной глуши?..

— Вот у вас даже накомарника нет, — сказал Андромедов и посмотрел на его рюкзак.

— Откуда вы знаете, чего у меня нет? — огрызнулся Визин.

— Обыкновенное предположение…

Накомарника в самом деле не было — о таком предмете и в голову не приходило. В рюкзаке была дюжина банок консервов, хлеб, полиэтиленовая накидка, охотничий нож, топорик, спички, рыболовные снасти, берет, сапоги, кеды… Одет он был в джинсовый костюм, обут в босоножки. Скорее всего, он выглядел смешным и наивным в глазах всеведущего Андромедова, этот рыжий молокосос уличал его в неумелости и легкомыслии, он принижал его, оказывался умудреннее.

— Вы не беспокойтесь, Герман Петрович, у меня есть все, что надо.

— В этом волшебном портфеле? — съязвил Визин.

— Да! — заверил тот.

— В тайгу с портфелем — очень оригинально! У вас тут все так в тайгу ходят?

— Не все. Но я приспособился. Вот увидите. Да! — спохватился Андромедов. — На всякий случай я фото Морозова прихватил. Чтобы вы не сомневались, Герман Петрович.

Визин дернулся, словно его укололи. Андромедов порылся в портфеле, и в руке у него оказалась фотография 13х18; с нее глядело аскетическое, тонко очерченное лицо, со шрамом над левой бровью.

— Откуда это у вас? — спросил Визин, подавляя волнение: перед ним было изображение человека, который возможно видел Сонную Марь. Что он узнал, что испытал?..

— Архивы-то целы. Вот с одной фотки и разрешили переснять.

— А больше там ничего нет?

— Чего нет?

— Ну, кроме разных дел, анкет и тому подобного. Может быть, записки какие-нибудь, заметки, дневник?

— Таких бумаг там нет.

— Плохо, — сказал Визин. — Почему ты мне раньше не показал? — Он опять, совершенно машинально перешел на «ты».

— Так раньше я ее с собой не носил…

— Что у него за шрам?

— Он ведь был на войне.

— Так, — Визин помолчал. — Ты, может быть, думаешь, что будешь там развлекаться? Беседы о науке, путевые интервью, явноны и ины…

— Герман Петрович! Разве я не понимаю…

— «Понимаю»… — Визин напряженно размышлял, отбрасывая один за другим минусы, которые прежде усматривал в общении с Колей; а размышлять, собственно, было уже нечего — все было решено, оставалось произнести последнее слово, и он его произнес, сознавая, что такая скорая перемена решений обнаруживает нестабильность его плана, его намерений и, конечно, не возвышает его в глазах Андромедова. — Ладно. Иди, бери билет.

— А я уже взял, Герман Петрович, — тоном провинившегося ученика сказал тот. — Извините, пожалуйста, но…

— Взял уже? — Визин резко протянул ему фотографию. — Я передумал. Опять передумал. Я не беру тебя. Ты опасен.

— Герман Петрович! Так ведь я на всякий случай… Билетов потом могло уже не быть. А если бы вы отказали, я сдал бы назад, в кассу…

— Нет, его в самом деле не смутишь! — деланно расходился Визин. — Все у него продумано, все обосновано, на все — ответ! Извольте — он уже взял билет! Он ни минуты не сомневался, что этот безмозглый бродячий тип, этот горе-ученый… Помолчи! Кто про меня растрезвонил по всему городу, про так называемую экспедицию?