Источник забвения - [45]

Выгрузив покупки, он сел и расслабился — хоть он и остался один, и Тоня не сказала конкретно, когда придет, и цепь событий обнаружила еще один, на этот раз любовный, — зигзаг, в будущее все-таки смотрелось увереннее, а почему смотрелось увереннее, ему было все равно. «Что будем делать? - полюбопытствовал он у себя. — Пойти на озеро, искупаться? Нет. Надо пляж искать, по жаре шататься, расспрашивать. А на пляже — люди, одной ребятни, скорее всего, муравейник. Нет. Андромедова высвистать? Тоже нет, Успеется с ним. И без того такое ощущение, что он постоянно наблюдает за тобой. Странная все-таки личность, неуловимая какая-то, Николай Юрьевич, видите ли… Итак, ничего не будем делать, брат Визин, коллега». Он покосился на термос, так еще до конца не опорожненный, налил остатки кофе. «Мы просто поваляемся. А потом придет Тоня…»

Он пригубил кофе и начал раздеваться. И в это время зазвонил телефон. Визин дернулся, словно у него над ухом выстрелили, — это пока что одно только подсознание сработало, сознание еще не успело отметить, что произошло невероятное. Он схватил трубку, дакнул и услышал голос, доложивший после приветствия, что его беспокоит Бражин, редактор «Зари». Он сказал, что рад прибытию Германа Петровича, рад, что тот благополучно добрался, устроился и прочее. И только в этот момент сознание Визина зарегистрировало, что происходит невозможное, что это — чертовщина, подобная той, что разыгралась на борту самолета, когда раздвинулись стены туалета, пропал гул моторов и очкастый студент стал разговаривать с репродуктором. Никакого разговора ни с каким редактором происходить не могло, потому что телефон был отключен. И тогда Визин перестал слышать голос Бражина, звуки из трубки перестали воздействовать на соответствующие нервные окончания, или как их там, в его ухе, результатом чего является слышание, нервные окончания забастовали, физика нарушилась, наступила метафизика.

Что-то сочувственно гудело откуда-то — «пора привыкнуть, вас терпеливо и вежливо предупреждали», — но это не помогало: шок длился…

Прошло какое-то время, пока не замаячило следующее: когда я ходил обедать, телефон подключили. Кто, кому понадобилось, зачем и почему — это было сейчас второстепенным. Главным было: могли подключить, пока отсутствовал. Логика. Вероятность. И устремившись всей душой к этой догадке, Визин опять услышал голос редактора, нервные окончания опять начали функционировать.

— …относительно выступления у нас, если, само собой, вы не возражаете, если настроены. Алло!

— Я слушаю, слушаю, — как можно спокойнее сказал Визин.

— Никаких сроков, как вы сами понимаете, мы вам не навязываем. Захотите — милости просим в любое время. Звоните — и на службу, и домой. А Андромедова нашего, станет надоедать, гоните в шею. Он ведь признался, что успел наведаться к вам.

— Ничего страшного, — пробормотал Визин; он мог сейчас только что-нибудь бормотать в ответ, бормотать и принуждать себя изо всех сил, чтобы получалось непосредственно, любезно и естественно. — Все хорошо. Мы побеседовали.

— Предупреждаю, Герман Петрович, он вам покою не даст.

— Без выговора тогда не обошлось?

— А куда денешься? Пришлось влепить. Ведь как с ума все посходили. И письма и звонки, и приезжают. Вот что он натворил со своей Сонной Марью.

— Привыкли верить прессе. Ничего удивительного.

— Вы думаете? Это смотря какой прессе. Они верят с удовольствием обычно той, что в четверть колоночки, в уголке полосы, особенно четвертой.

— Может быть.

— В общем, всегда к вашим услугам. Всего хорошего.

— До свиданья, Василий Лукич.

Визин положил трубку, опустился на стул, снова поднял трубку — она молчала. Он несколько раз надавил на рычаги — трубка молчала, как молчит, когда телефон стоит, например, на полке магазина или на складе.

На столе под стеклом лежал список абонентов города — тут были и редакторские номера, служебный и домашний. Визин набрал — молчание; он набрал еще несколько номеров наугад — то же самое. Телефон был мертв.

Визин достал ножичек; через две секунды колпачок проводки лег ему на ладонь. Проводок, отсоединенный им накануне, был по-прежнему отсоединен, загнут и отведен в сторону — все, как Визин сделал вчера. Да он мог и не проверять, все было понятно с самого начала. «Пора привыкнуть…»

Визин соединил проводок с клеммой, поставил колпачок на место — руки его колотились, так что пришлось повозиться немало. Наконец — кончено; он снял трубку — в ухо ему полился длинный унылый гудок.

Он набрал Бражина — тот сразу откликнулся.

— Извините, — сказал Визин, — я связь на всякий случай проверяю. Скажите пожалуйста, директор музея не поменялся в последнее время? Тут написано Етлуков Б. И. Все он же?

— Он! — весело отозвался Бражин. — Зайдете к нему — рад будет. Он мужик приветливый, толковый. Послушать его, так важней музейного дела и нет на свете ничего. — И засмеялся.

— Спасибо и еще раз до свиданья…

Телефон жил.

«Редактору весело, — подумал Визин. — Он смеется. Ему все ясно. Полоса, Андромедов, выговор, заготовка кормов, лучшая доярка, толковый музейный мужик Етлуков… Все ему ясно. С ним ничего не происходит. А со мной, только что уверенно смотревшим в будущее…»