Источник - [19]

К сожалению, Элиав убедился, что недавно высаженные деревья выглядят так, как и должны: тощие прутики, из которых могла выжить лишь половина, и отношениям между молодым Государством Израиль и его еврейскими друзьями в Америке угрожала смертельная опасность, нечего было и думать показывать такому человеку, как Зодман, на что пошли его вложения. Элиав несколько раз пытался брать таких доноров в гористую местность, где были высажены миллионы саженцев, но с расстояния чуть больше двадцати футов не было видно ни одного живого дерева. Кое-кто из гостей так и не смог оправиться от шока.

– Вот что нам нужно – готовый лес, – прошептал он Табари.

Араб щелкнул пальцами:

– Есть такой! Расслабься. Наша проблема решена.

– Что ты собираешься делать? – шепнул Элиав.

– Мистер Зодман! – торжественно объявил Табари. – Завтра утром вам предстоит полюбоваться одним из ваших прекрасных лесов…

– Зовите меня Пол. И вы тоже, миссис Бар-Эль.

– Завтра утром, Пол, я отвезу вас на встречу с вашими деревьями.

– А нельзя ли прямо сейчас?

– Нет! – твердо сказал Табари, и сам был удивлен легкостью, с какой Зодман принял его решительность. Затем араб отвел в сторону Кюллинана и спросил: – У тебя есть быстро сохнущая краска?

– Немного… она дорого стоит.

– Ее никогда еще не использовали для более высокой цели.

– Какой цели? – спросил Элиав.

– Я хочу переименовать лес Орди Уингейта [4] – здесь и сейчас…

– Минутку! Те большие деревья?

– Пол Зодман никогда не заметит разницы, – сказал Табари и тем же вечером сделал выразительную надпись:

«Мемориальный лес

ПОЛА ДЖ. ЗОДМАНА»

Когда краска высохла, буквы обрели чрезмерную яркость, так что Табари отнес надпись на холм и повозил по земле в раскопе, после чего исчез на весь остаток дня.

Вечером же произошел ряд недоразумений, после чего в Макоре воцарилась смятенная атмосфера. Неприятности начались после того, как Зодман, выйдя из штаб-квартиры полюбоваться на закат, спросил у кибуцника:

– Молодой человек, где здесь синагога?

– Шутите? – расхохотался фермер и пошел доить своих коров.

Вернувшись, Зодман пожаловался Элиаву:

– Я организовал полет так, чтобы прибыть в Израиль в пятницу. И в первый же вечер побывать на молитве. А теперь мне говорят, что в кибуце нет синагоги.

– В этом кибуце нет. Но в других есть, – попытался успокоить его Элиав.

– Вы ходите в синагогу у себя дома? – спросила Веред.

– Нет, но евреи, которые поддерживают Израиль… словом, мы как-то ожидали…

Веред с презрением отнеслась к этим объяснениям и без рассуждений отвергла их:

– Вы ожидали, что мы, израильские евреи, более религиозны, чем вы, американские?

– Откровенно говоря, да. Вы живете в Израиле. У вас есть определенные обязанности. Я живу в Америке. И у меня другие обязанности.

– Например, делать деньги, – уточнила Веред.

Зодман понял, что несет глупости, и понизил голос:

– Простите, если я задаю неудобные вопросы. Но, миссис Бар-Эль, ваши люди каждый год уговаривают меня предоставлять средства… чтобы Израиль был еврейским государством.

– И каждый год вы шлете нам несколько долларов, чтобы мы могли молиться за ваше благополучие?

Зодман отказывался терять самообладание.

– Боюсь, что вы воспринимаете ситуацию несколько прямолинейно, но разве не этим мы, евреи, занимаемся из века в век? Когда мои предки жили в Германии, каждую зиму приезжали люди из Святой земли, собирая средства на поддержку религиозных евреев в Тиберии и Цефате…

– Дни благотворительности кончились, – фыркнула Веред. – Теперь в Израиле живет новая порода евреев.

И Полу Зодману довелось встретить ее представителя. Сев обедать, он увидел перед собой тарелку супа, ломти мяса, масло… [5] Он потрясенно уставился на сочетание мяса и масла и подозвал официанта. Им оказался Шварц, секретарь кибуца.

– Это масло? – спросил Зодман.

Указательным пальцем Шварц ткнул в кусок масла, облизал палец, вытер его о безрукавку и спросил:

– Что еще?

– Разве этот кибуц не кошерный? [6]

Шварц посмотрел на Зодмана, перевел взгляд на Кюллинана и с американским акцентом спросил:

– Он дурак или что? – Остановив официанта, он взял у него кувшинчик.

– Сливки к вашему кофе, – презрительно бросил тот.

Зодман пропустил мимо ушей его слова, но, когда Шварц отошел к другому столу, спросил:

– Не кажется ли вам странным, что тут нет кошера?

– Вы и дома едите только кошерное? – сухо осведомилась Веред.

– Нет, но я…

– Предполагал, что займусь этим в Израиле, – с сарказмом закончила она его фразу.

Тем не менее, Зодман отказывался выходить из себя.

– Я предполагал, что в кибуце, где растет молодежь… – Он пожал плечами.

Элиав предложил компромисс:

– На наших кораблях, самолетах, в гостиницах… Они все кошерные. Разве это вас не убеждает?

Зодман не ответил. Его серьезно обеспокоило знакомство с кибуцем, где нет синагоги, а в обеденном зале отсутствует кошер, – но именно Табари, араб, мусульманин, успокоил его:

– Пол, когда вы завтра увидите свои лес…

– Его… что? – переспросила Веред.

– Его лес. Сегодня я побывал в нем. Выглядит он великолепно. После того как вы посмотрите на него, почему бы нам не поехать в Цефат? Будет Шаббат, и мы сможем посетить синагогу воджерского раввина.