Источник - [123]

А в противоположном углу трое оборванцев — иначе не назовёшь — пыхтя и пуча от усердия глаза, выдували задорную мелодию из дудок различной величины, закреплённых на специальной подставке. Невольно заслушавшись, Колин не заметил, когда Айса прошла к стойке и завела разговор с хозяином.

— … три медяка, — загибал пальцы конопатый толстяк, — а за раздельные комнаты по две серебряные монеты за ночь.

— По рукам, — достала кошель девушка, вполуха слушавшая долгий перечень услуг.

— За еду отдельная плата, — спохватился хозяин. — Десять медяков с носа.

— Чтоб тебя! — не выдержала Айса. — Назови же, в конце концов, полную стоимость за две комнаты и еду!

— Я же говорю, госпожа, — надул щёки толстяк, — корм для лошади — три медяка, еда для вас…

— Это я уже слышала, — раздражённо отмахнулась наёмница. — Сколько за всё?

— Это будет зависеть от того, на сколько ночей вы остановитесь…

— Нет, я его сейчас точно придушу, — Айса страдальчески закатила глаза и схватилась за рукоять кинжала.

— Сегодняшняя ночь, сколько будет стоить? — вклинился в разговор сержант.

Хозяин прикрыл глаза и, шевеля мясистыми губами, принялся складывать в уме. Наконец он озвучил сумму:

— Всего будет пять серебряных монет.

Айса собралась возмутиться, но Колин её опередил:

— Мы согласны. Расплатись, и давай уже занесём Скахета в дом.

На улице вовсю шла драка. Те двое, что оживлённо спорили, теперь методично лупцевали друг друга под одобрительные выкрики собравшихся друзей. Колин и Айса внесли бесчувственного воина в дом и разместили в одной из выделенных комнат.

Оставшись наедине со Скахетом, Колин первым делом прощупал его ауру и с облегчением отметил, что никаких изменений не произошло. Воин всё так же продолжал пребывать в «замороженном» состоянии.

В комнате было тепло и уютно (в стенах пролегали дымоходы), и сержант разделся до штанов. Развесив портянки на сапогах, поставил сушиться у тёплой стены, а сам собрался прилечь, но в дверь постучали. Мысленно пожелав всем провалиться, Колин отодвинул засов и упёрся взглядом в грудь необъятных размеров.

— Ваш ужин, господин, — промурлыкала пышная молодая дева и протянула ему увесистый поднос.

Из головы совершенно вылетело, что Айса заказала еду в комнаты. Сержант поблагодарил и водрузил его на стол. Сдёрнул с подноса тряпицу и невольно присвистнул.

— И это всё за десять медяков?!

Привыкший за время странствий питаться скудно сержант не мог и помыслить, что человеку под силу съесть то количество еды, которое ему принесли.

Истекающий соком окорок необъятных размеров, возвышался среди половины каравая, крупной головки сыра и глубокой миски с овощной похлёбкой. Довершал натюрморт глиняный кувшин, из которого пахло чем-то хмельным.

Сглотнув выступившую слюну, Колин плюхнулся за стол, отломил ломоть ещё тёплого хлеба, обмакнул в похлёбку и закинул это дело в рот. Затем достал кинжал, отрезал здоровенный шмат мяса и, несмотря на стекающий по рукам горячий жир, стал рвать зубами.

В дверь опять постучали. Чертыхаясь сквозь набитый рот, Колин открыл и увидел на пороге Айсу. Едва не задохнувшись, проглотил то, что жевал, утёр рот ладонью и поинтересовался:

— Тебе чего?

Фраза прозвучала несколько грубо. Девушка отстранилась и как-то виновато произнесла:

— Мне принесли так много еды, что я решила, будто это нам двоим, — она демонстративно встала на цыпочки и заглянула сержанту за спину. — Вижу, что и тебя не обделили. Не буду мешать…

Колин спохватился:

— Постой, Айса. Мне одному всё равно столько не съесть. Предлагаю уничтожить то, что принесли мне, а твоё взять с собой. Что скажешь?

Девушка остановилась.

— Может, лучше съедим моё? А то у тебя немного тесновато, — она указала на Скахета.

— Согласен, — Колин утёрся полотенцем и выскочил в коридор.

Комната Айсы ничем не отличалась от его собственной. На столе стоял такой же поднос с точно таким же набором снеди. Разница заключалась лишь в напитках — сержанту принесли пиво, а Айсе, вино. Налив девушке полный стакан, Колин произнёс:

— Ну, вот мы и в Сионе, — и, отсалютовав бутылкой, надолго припал к горлышку.

Вино оказалось чересчур крепким, но Колин делал глоток за глотком, словно хотел смыть нервное напряжение, что держало последние дни. Оторвавшись, наконец, от горлышка, он почувствовал, как приятное тепло разливается по уставшему телу. То чувство когда либо спать, либо широко гулять.

Их взгляды встретились, и сержант непринуждённо откинул с её лица каштановый локон. На мгновение ладонь задержалась, и Айса прижалась к ней щекой. Всего секунда и она отстранилась, но этого хватило, чтобы между ними проскочила искра, воспламенившая первобытный инстинкт. Колин встал рядом с девушкой и прошептал:

— Айса…

Она посмотрела на него, и больше слов не потребовалось — их губы слились в поцелуе. Поцелуй был робок, но с каждой секундой становился всё крепче и безумней. Мир замер, не в силах помешать пробудившимся чувствам. Словно истосковавшиеся по воде бедуины приникли они друг к другу.

А потом была ночь полная дикой страсти, животной похоти и нежных объятий. Лёжа под беснующейся фурией, он сжимал упругую грудь; опрокидывал девушку навзничь, тяжёлыми толчками атакуя податливую плоть; целовал и нежно гладил бархатную кожу… и грубо брал её сзади.