Истины в моем сердце. Личная история - [20]

Я проводила женщину до своего кабинета, чтобы мы могли поговорить наедине. Она рассказала, что ее сына застрелили, что никто не был арестован, и никого это, кажется, не волнует. Она описала, как пришла в офис коронера, чтобы опознать тело, как лицо сына все время стояло у нее перед глазами. Рассказала, что оставляла сообщения для инспектора отдела убийств, предлагая возможные зацепки, но так и не получила ответа. Ничего не произошло – казалось, ничего и не происходит, и она не могла понять почему. Она схватила меня за руку и посмотрела прямо в глаза. «Он так много значил для меня. И сейчас по-прежнему много значит».

«Для меня тоже», – заверила я ее. Его жизнь должна была иметь значение для всех. Я велела своей команде как можно скорее собрать весь отряд инспекторов по расследованию убийств в конференц-зале. Я хотела знать, что происходит по всем делам.

Инспекторы явились, не зная, чего ожидать. В то время я не знала, что окружной прокурор обычно не вызывал их к себе. Одного за другим я попросила их проинформировать меня о состоянии нерасследованных дел об убийствах и потребовала подробно рассказать о том, что они собираются сделать, чтобы помочь нам добиться справедливости для семей потерпевших. Вопросы были резкие, и я сильно давила – как я позже узнала, сильнее, чем они ожидали. Мой тон их разозлил. Но это было правильно, и это нужно было сделать – независимо от того, поступал ли кто-либо так раньше.

Они всерьез восприняли мой призыв к действию. В течение месяца после встречи полицейский департамент начал новую кампанию, нацеленную на то, чтобы попытаться убедить свидетелей сделать шаг вперед. И со временем нам удалось сократить число нераскрытых убийств на двадцать пять процентов. Не каждое дело можно было раскрыть, но мы старались изо всех сил, чтобы все, что могло быть раскрыто, было раскрыто.

Некоторых удивила моя беспощадность. А другие, как мне известно, задавались вопросом, как я, чернокожая женщина, могу поощрять работу «машины», которая сажает за решетку все больше молодых цветных мужчин. Нет никаких сомнений в том, что система уголовного правосудия имеет серьезные недостатки, что ее работа основательно нарушена. И мы должны с этим разобраться. Нельзя игнорировать боль матери, смерть ребенка и тот факт, что убийца все еще ходит по улицам. Я считаю, что для людей, совершающих серьезные преступления, должны существовать серьезные наказания.

Я вела дела почти по всем мыслимым видам преступлений, включая дело человека, который во время ссоры буквально скальпировал свою девушку. Я преследовала преступников-садистов, которые совершали самые отвратительные, невообразимые действия против других людей. Я бывала на местах преступления, где были убиты люди, и добивалась обвинительных приговоров для тех, кто совершил убийство. Я стояла лицом к лицу с хладнокровными убийцами в зале суда, когда судья выносил им приговор о пожизненном заключении. И я не стеснялась призывать к вынесению более сурового приговора в определенных случаях. Так, например, в 2004 году в Калифорнии был принят предложенный мной законопроект о продлении сроков наказания для так называемых «джонсов», которые платили за секс с несовершеннолетними девочками.

Но давайте проясним: ситуация не такая – и не должна быть такой, – когда речь идет о менее серьезных преступлениях. Помню, как впервые посетила окружную тюрьму. Там было так много молодых людей, и в основном черные, темнокожие или бедные. Многие попали туда, потому что были зависимы, отчаялись или нищенствовали. Это были отцы, которые скучали по своим детям. Это были молодые люди, многие из которых оказались в составе банды, фактически не имея выбора. Большинство сидели не за насильственные преступления и все же оказались в водовороте массового лишения свободы. Эти жизни были разрушены вместе с жизнью семей, членами которых они были, и жизнью общин. Они должны стать живым памятником нереализованному потенциалу. И я хочу это прекратить.

В 1977 году в самом сердце района Сан-Франциско, известного как Вестерн-Аддишен, родилась моя подруга Латифа Саймон. Она росла в районе, в котором жил средний класс, когда начала набирать силу эпидемия крэка. Она воочию наблюдала, что делает крэк с ее общиной и ту разрушительную зависимость, которую он вызывает: семьи, которые пытались выжить изо всех сил с помощью какого-то подобия мер социальной поддержки; гибель отцов и уничтожение глубинного инстинкта материнства. Когда Латифа была маленькой, она мечтала помогать людям, но, став старше, оказалась одной из многих, кто нуждался в помощи. Она получила условный срок за кражу в магазине. Она бросила школу.

Но тут кое-кто вмешался в ее жизнь. Латифа была подростком и работала по восемь часов в день в мексиканской забегаловке, когда аутрич-работник[29] рассказал ей о Центре развития для молодых женщин в Сан-Франциско. Эта организация оказывала поддержку девушкам и молодым женщинам, живущим на улице или попавшим в беду, помогала им в выборе профессии. Центр набирал новых сотрудников. Латифа поняла, что ей бросили спасательный круг, и ухватилась за него.