Истина стоит жизни - [55]
Дверь открыл не швейцар и даже не лакей, а пожилая служанка, выполнявшая, судя по ее фартуку, и обязанности кухарки. Спик прошел вслед за ней в небольшую переднюю. Одна из дверей приоткрылась и из-за нее выглянула кудрявая головка мальчика лет четырех; блестящие любопытные глазенки уставились на пришельца, но в ту же минуту откуда-то из глубины раздался звучный женский голос: «Бид, не смей!», мальчик скрылся и дверь затворилась. Служанка тем временем куда-то исчезла, и Спик, оставшись один, стал осматриваться.
Стены, лишенные окон, были отделаны высокой панелью из темного дерева и украшены несколькими бра из литой потемневшей бронзы, поддерживающими теперь не свечи, а газовые рожки. У левой стены стоял большой кожаный диван, перед ним овальный столик с тяжелой пепельницей — полированное углубление в грубом угловатом камне, а над диваном висел портрет старика в вольтеровском кресле. Ближе к входной двери стояла вешалка с крюками для шляп, изогнутыми наподобие венских стульев, и ограждением для зонтиков и тростей. На правой стене висела потемневшая от времени картина — невозможно было различить, что на ней изображено, а по обе стороны от нее располагались две одинаковые двери, окрашенные темным потускневшим от времени лаком. Далее вдоль правой стены поднималась лестница с перилами такой же, как двери, окраски; достаточно было взглянуть на ее деревянные ступени, покрытые ковровой дорожкой, чтобы представить себе их негромкое старческое поскрипывание. Пол был покрыт сплошным ковром, но даже при скудном свете единственного горящего рожка было видно, что он, как и дорожка на лестнице, был изрядно вытоптан.
Спику подумалось, что здесь умышленно зажигали только один рожок, ибо при более ярком освещении все убранство приняло бы совсем убогий вид.
Стена, противоположная входной двери, ограниченная с одной стороны лестницей, а с другой низкой одностворчатой дверью, ведущей, по-видимому, во двор или в хозяйственные помещения, не была ничем украшена, но возле нее, как раз под светящимся рожком, на деревянных подставках в форме многогранных колонн стояли два рельефных макета каких-то горных стран. Подойдя поближе, Спик узнал в одном макете Абиссинию, а в другом, более продолговатом, Гималайский хребет.
Но едва он углубился в рассматривание знакомых ему по собственным походам гималайских долин и пиков, как послышалось шлепанье домашних туфель, ступени заскрипели, и на лестнице показался полный и довольно высокий, но как бы примятый старческой сутулостью человек в стеганой коричневой пижаме и бархатной шапочке, из-под которой выбивались шелковистые седые локоны. На продолговатом бритом лице старика с широким добродушным ртом и прямым, чуть утолщенным на конце крупным носом, отражались радость и беспокойство. На переносице сидели очки в овальной золотой оправе, за которыми серые глаза, уменьшенные стеклами, казались непропорционально маленькими.
Спик полагал, что увидит Чарлза Бида впервые, однако он узнал в нем одного из тех хладнокровных джентльменов и зале на площади Уайтхолл, которые не вскакивали с мест, не кричали и даже не всегда аплодировали его докладу и речам, которые за ним последовали. Только там, одетый в черную сюртучную пару, он как будто был выше ростом и казался неприступно холодным и строгим, а здесь…
— Очень рад, что вы пришли, дорогой Спик, — сказал доктор Бид просто и приветливо. — Извините, что я выхожу к вам в таком костюме. Мне несколько нездоровится — не редкость в моем возрасте, и если вы разрешите, я не стану переодеваться.
Спик ответил «разумеется, сэр», и хозяин, взяв его под руку, открыл одну из дверей — не ту, из-за которой выглядывал мальчик, а соседнюю. Они оказались в комнате, все стены которой сверху донизу были заложены книгами. Книги стояли на полках и за нехваткой места просто лежали грудами на полу; даже в узком пространстве между двумя окнами и под самыми окнами находились книги — Спик никогда в жизни не видывал, чтобы у одного человека было столько книг. «Неужели все это география?» — подумал Спик, но туг же заметил несколько знакомых по переплету изданий Шекспира, Бена Джонсона, Свифта, увидел огромные фолианты французских энциклопедических словарей, пухлые тома древних рукописей, закорючки арабского шрифта и замысловатые знаки санскрита. Подле письменного стола, загроможденного книгами и рукописями, стоял на полу большой рельефный глобус в медных обручах экватора и меридиана, с большим белым пятном в центре Африки.
За окнами было еще светло. Там, в небольшом садике, среди кустов жимолости, шиповника и смородины, виднелась оплетенная лозами дикого винограда шестигранная беседка в чешуйках потускневшей желто-розовой краски, из-под которой проглядывали голубые пятна. «Совсем как африканские акации», — подумал Спик и невольно улыбнулся. В этот самый момент во дворе появился кудрявый мальчик, который резво побежал к беседке, а за ним, прихлопывая в ладоши и притоптывая ногами, будто намереваясь его догонять, шла молодая женщина в светлом платье с такими же каштановыми вьющимися волосами. Лица ее Спик не видел, лишь раз вполоборота мелькнул приятно очерченный профиль, но почему-то Спику показалось, что она необычайно красива.
