Истина стоит жизни - [105]

— Салам, салам! Я давно жду вашего прихода. Меня зовут Мухаммед. Располагайтесь, отдыхайте, здесь все в вашем распоряжении. Эй, кто-нибудь там, покажите господам их жилище.

Хотелось сразу приступить к расспросам: где Петрик, почему он не продвигался навстречу? Далеко ли до Гондокоро? Есть ли там припасы, корабли? Но Мухаммед, войдя в роль гостеприимного хозяина, и рта не давал раскрыть: сначала отдохните, помойтесь, подкрепитесь — здесь все к вашим услугам! И в самом деле, для путника, прошедшего тысячи миль по тропам Экваториальной Африки, что может быть желаннее, чем настоящая кровать со свежими простынями, смена белья и — о благодатнейший из даров цивилизации: мыло, мыло, мыло!..

На другой день Спик пригласил Мухаммеда в свою хижину для серьезного разговора. Объясняться по-арабски было для Спика задачей нелегкой.

— Вы находитесь здесь по поручению Петрика?

— Да, я вакил Дебоно.

Ага, вероятно «Дебоно» — это туземное прозвище Петрика. Впрочем, неважно, пойдем дальше…

— Какой приказ вы получили?

— Встретить вас здесь.

— И сопровождать в Гондокоро?

— Нет, только встретить вас здесь.

— У вас есть письменный приказ? Письмо для меня от Петрика?

— Ничего нет.

— А где Петрик?

— Вы увидите его в Гондокоро.

— Он ожидает нас там?

— Нет, он ушел на запад, на свои зарибы.

— Давно вы находитесь здесь?

— Наша зариба существует четыре года.

— Когда мы можем идти в Гондокоро — завтра, послезавтра?

— Через два месяца.

— Что?! И слышать об этом не желаю. Завтра утром мы трогаемся в путь.

— Я не могу.

— Тогда я иду один со своим отрядом.

— Не советую. Местность очень опасна.

— Наплевать. Вы дадите мне переводчика, и я пойду в Гондокоро.

— Племена бари очень беспокойны. Пройти можно только с крупной военной силой.

— Мы мирные люди. Нас никто не тронет.

— Впереди есть река, через которую нельзя переправиться в это время года…

У Мухаммеда явно не сходились концы с концами: англичане прекрасно знали, что паводок почти закончился. Но эти увертки и отговорки настораживали сильнее, чем любые открытые доводы. Беседа закончилась заверениями Мухаммеда в том, что Спик и Грант — самые желанные гости и что здесь все в их полном распоряжении…

Прожив в Фалоро несколько дней, англичане поняли все. Мухаммед со своими двумястами наемных солдат, преимущественно нубийцев, занимался добычей слоновой кости. Почти каждый вечер небольшие партии возвращались из похода по окрестным деревням, пригоняя с собой носильщиков, нагруженных бивнями, и пленников, преимущественно молодых женщин, захваченных в ходе «торговых» операций. Нередко по ночам то в одной, то в другой стороне горизонт вспыхивал заревом пожаров — горели деревни, жители которых не соглашались на условия торговли, предложенные Мухаммедом. Часто Мухаммед обделывал свои дела под маркой сбора государственного налога: хартумские купцы явочным порядком присваивали себе функции откупщиков, не вступая в официальный контакт с правительством египетского хедива, а ограничиваясь взятками его чиновникам в Хартуме… Поскольку Египет формально был подвластен турецкому султану, самозванные «слуги правительства» именовали себя «турками».

Кроме большого склада в Фалоро, у Мухаммеда было еще несколько складов, разбросанных по окрестности. Чтобы собрать воедино всю накопленную там слоновую кость, нужно было время. Этим и объяснялся отказ Мухаммеда немедленно выступать в Гондокоро. Но и отпускать англичан без своей охраны он не решался: ему ли было не знать, какой славой пользуются иноземцы у местных племен! Не то чтобы Мухаммед тревожился за жизнь двух англичан из альтруистических побуждений; он резонно опасался, что за гибель путешественников, порученных его попечению, ему пришлось бы отвечать перед хартумскими властями.

Такова была обстановка долгожданной встречи с аванпостом европейской цивилизации…

Распорядок жизни в Фалоро был как в настоящем военном лагере. По утрам трубили подъем, на ночь выставлялись часовые, каждую неделю проводились смотры и строевые учения. Капитан Спик, томившийся бездельем и соскучившийся по своим офицерским обязанностям, однажды вызвался сам командовать очередным парадом. Он подавал турецкие команды, которым выучился в Константинополе во время Крымской кампании; к его удивлению, солдаты не только знали эти команды, но и умели их выполнять со сносной строевой выучкой. Бомбей и Фридж, с утра навеселе — сиди в Фалоро усиленно вознаграждали себя за все перенесенные лишения — принимали живейшее участие в учении: Бомбей босиком и с пикой в руке стоял рядом со Спиком в роли его адъютанта, а Фридж, гарцуя перед строем верхом на быке, которого решил объездить для Гранта, чтобы поберечь его больную ногу, повторял команды, снабжал их пояснениями и покрикивал на нерасторопных вояк…

Дни тянулись томительно. Новая задержка, теперь даже не у царственной особы, а у обнаглевшего вакила, новый плен, когда цель так близка, — это было слишком сильным испытанием для изрядно потрепанных нервов Спика. Он стал раздражителен и неразговорчив, много курил. Охота была его единственным развлечением.

Однажды, возвращаясь из неудачного похода за антилопами, которые были здесь слишком пугливы, Спик заметил трех диких быков, пасущихся вдалеке на небольшой травянистой высотке. Зайдя с подветренной стороны, Спик потерял из виду животных и стал пригнувшись пробираться в том направлении, где надеялся их встретить. Вдруг в траве совсем близко мелькнули три пары огромных, широко расставленных рогов. Спик подал своим двум оруженосцам знак залечь, а сам осторожно распрямился, чтобы лучше рассмотреть цель. Но что за диво — звери как сквозь землю провалились. Между тем он только что ясно видел рога…