Истина и доказательство - [5]

Формализованные языки полностью адекватны для представления структуры логических и математических теорий. Я не вижу никаких оснований, почему бы их нельзя было приспособить для использования и в других научных дисциплинах, в частности для развития теоретических разделов эмпирических наук. Мне бы хотелось подчеркнуть, что, когда я использую термин «формализованные языки», я отнюдь не имею в виду исключительно лингвистические системы, формулируемые преимущественно в символах, и ничего по существу противоположного естественным языкам. Напротив, реальный интерес представляют только такие формализованные языки, которые являются фрагментами естественных языков (фрагментами, снабженными полными словарями и точными синтаксическими правилами), или такие, которые по крайней мере могут быть адекватно переведены на естественные языки.

Существуют также некоторые другие дополнительные условия, от которых зависит возможность построения формального правильного и материально адекватного определения множества истинных предложений языка. Следует, например, проводить строгое различие между языком, который является предметом обсуждения и для которого мы намереваемся сформулировать дефиницию истины, и языком, на котором эта дефиниция должна быть сформулирована и изучены её приложения. Первый называется языком-объектом, а второй — метаязыком. Метаязык должен быть достаточно богатым и, в частности, он должен включать в себя язык-объект как свою часть. В самом деле, согласно условию материальной адекватности, дефиниция истины должна включать в качестве следствий все частные дефиниции истины для конкретных предложений языка-объекта. Поскольку все эти следствия сформулированы в метаязыке, можно сделать вывод, что каждое предложение языка-объекта должно также быть и предложением метаязыка. Более того, метаязык должен содержать имена предложений (и другие выражения) языка-объекта. Он должен также содержать некоторые дополнительные термины, необходимые для обсуждения свойств языка-объекта, а именно термины, обозначающие некоторые специальные множества выражений, отношения между выражениями и операции над выражениями. Например, мы должны иметь возможность говорить о множестве всех предложений или об операции соединения, посредством которой, ставя одно из двух данных выражений непосредственно после другого, мы получаем новое выражение. Таким образом, метаязык, содержащий достаточные средства для определения множества истинных предложений какого-либо языка, должен быть существенно богаче языка-объекта; он не может совпадать с последним или быть переводимым в него, поскольку в противном случае оба языка окажутся семантически универсальными, и антиномию лжеца можно будет реконструировать в обоих.

Если выполняются все описанные выше условия, построение искомой дефиниции истины не представляет принципиальных трудностей. Однако в техническом отношении это достаточно сложная процедура, чтобы можно было подробно объяснить её здесь. Для любого данного предложения языка-объекта мы можем легко сформулировать соответствующую частную дефиницию формы (3). Однако, поскольку множество всех предложений в языке-объекте является, как правило, бесконечным, мы не можем достигнуть общей дефиниции с помощью простой конъюнкции всех частных дефиниций. Тем не менее во многих случаях оказывается возможным построить общее определение.

Очень грубо говоря, мы поступаем следующим образом. Прежде всего рассматриваем простейшие предложения, которые не содержат каких-либо других предложений в качестве своих составных частей. Для этих простейших предложений можно определить условия их истинности непосредственно (используя ту же самую идею, которая ведёт к частным дефинициям). Затем, используя синтаксические правила, касающиеся формирования сложных предложений из простых, расширяем дефиницию на любое составное предложение языка. В данном случае используется метод, известный математикам как рекуррентная дефиниция. По некоторым техническим причинам метод рекурсии используется для определения понятия выполнения, а не истины. Истина затем легко определяется в терминах выполнимости.

* * *

Что бы ни было получено с помощью построения материально адекватной дефиниции истины для какого-либо научного языка, один факт, видимо, будет несомненным: эта дефиниция не дает нам пригодного критерия, на основании которого можно было бы определить, является ли некоторое частное предложение в данном языке истинным или ложным (и она, конечно, вообще не предназначается для этой цели). Рассмотрим, например, следующее предложение: «Три биссектрисы любого треугольника пересекаются в одной точке». Если нас интересует вопрос, истинно ли это предложение, и мы обратимся за ответом к дефиниции истины, нас постигнет разочарование. Единственная информация, которую мы получим, будет состоять в том, что данное высказывание является истинным в том случае, если биссектрисы треугольника всегда пересекаются в одной точке, и ложным, если они не всегда пересекаются в одной точке. Но только геометрическое исследование может решить, как обстоит дело в действительности. Аналогичные замечания применимы к высказываниям из области любых других частных наук: решение вопроса о том, истинно данное предложение или нет, является задачей конкретной науки, а не логики или теории истины.