Истерзанные души: легенда Примордия - [8]

— Вы встретили кого-то могущественного, — сказала ему Грета той ночью, постукивая по одному из арканов — карте, которую она только что перевернула: — Я не могу сказать, мужчина это или женщина.

Перед глазами Богото возник Тализак, висевший на крюках — с чудовищной маткой между ног.

Сабатье изучала его лицо.

— Вы знаете, о ком я?

Богото кивнул.

— Тогда вам не нужно предостережений. Он или она… кто это?

— Это мужчина.

— Что ж, у него есть друзья… союзники… трудно сказать, кто или что они на самом деле… карты уклончивы. Но они могут принести вред, как бы то ни было.

— Мне?

— Миру.

— Ха.

— Вам все равно, да?

— Конечно. Думаете, мне стоит покинуть город?

— Вы… военный. Я не впервые вижу смерть в ваших картах, генерал.

Однако Грета в первый раз упомянула его должность. Узнала ли гадалка о ней из расклада или листовок с панегириками, трудно было сказать.

— Но она никогда еще не подбиралась так близко, — продолжала Грета, глядя на карты.

— Ясно.

— И… да, думаю, вам стоит уехать. По крайней мере, до конца неблагоприятного астрологического периода.

— Так дело не только в картах, но еще и в звездах?

— Они отражают друг-друга: карты, звезды, ладони. История одна, куда ни посмотри.

Говоря, гадалка тасовала колоду, и теперь выложила одну карту на стол перед генералом Богото. Она называлась Башня и изображала, схематично и грубо, башню, пораженную молнией. Верхняя часть падала, низвергая кирпичи и тела, нижняя — треснула и готова была рухнуть.

— Это Примордиум? — спросил Богото.

— Это будущее города, — кивнув, ответила Грета: — Или, по крайней мере, один из вариантов.

— Так вы тоже уедете? — поинтересовался Богото, вероятно, чтобы поддразнить женщину.

Грета была древней, как антикварный стол, за которым она гадала, и ее ноги оставляли желать лучшего. Ей никогда не покинуть Примордий, так он думал.

— Да. Я уезжаю. Это — наша последняя встреча, генерал, если только вы не навестите меня в Каликсе.

— Вы перебираетесь в Каликс?

— Завтра. Пока все не стало совсем плохо.

II

У дома на Диаманда-стрит, принадлежавшего убитому сенатору, не так давно появилась определенная репутация.

Ходили слухи, что там жили любовники — несколько. Дни и ночи прохожие слышали их стоны, вздохи, всхлипы, требования, которые нельзя было отвергнуть.

Все дома по соседству оказались заброшены, их владельцы покинули Примордий — ради более безопасных городов или деревни. Жизнь на свиноферме могла быть скучной, но, по крайней мере, долгой. И все же люди приходили на Диаманда-стрит, чтобы услышать звуки удовольствия, вырывавшиеся из освещенного лампами дома. Нет, не только услышать. У этого места была атмосфера, которая проникала под кожу. Энергия, которая струилась из открытых окон, привлекала тысячи светлячков — с каждым закатом. Они гонялись друг за другом, описывая странные арабески, воздух гудел от страсти, а свет был таким ярким, что дом сиял от их следов — росчерков, еще долго мерцавших у стен после того, как изможденные насекомые падали в высокую траву.

Иногда вуайеристам, что прятались в тени соседних домов, желая увидеть любовников, это удавалось. Они были столь же противоестественны, как и странные стоны, срывавшиеся с их уст. Любовники казались гибридами: на треть — люди, на треть — металл, на треть — союз между плотью и механизмами, созданными, чтобы обнажать кости, резать и рвать. Они истекали кровью, поднимаясь с брачного ложа, но улыбались и целовали раны друг друга так, словно боль не значила ничего, и все эти дыры и язвы были знаками верности.

Мир вращался, и довольно быстро. Вскоре генерал Монтефалько узнал о доме на Диаманда-стрит и о его репутации. Он пришел туда — однажды ночью. Все было в самом разгаре — в воздухе танцевали светлячки, дом стонал и дрожал. Возгласы ужасающего наслаждения неслись из залитых огнями окон, тени на жалюзи закружились по комнатам, когда любовников подхватила волна страсти.

Монтефалько никогда не видел, не слышал, не чувствовал ничего подобного. Суеверная дрожь прошла по его телу. Живот свело, волосы — от загривка до мыса вдовы — встали дыбом.

Он отшатнулся от дома. Ладони взмокли. Сделал шаг назад и услышал голос у себя за спиной. Развернулся. Перед ним стоял Урбано. Он выглядел, как человек, который только что узнал ужасную правду о себе, о боге или об обоих сразу.

— Мы убьем их, — очень тихо сказал Монтефалько.

Генерал Богото попытался кивнуть, но это оказалось не под силу его потрясенному организму. Он изверг желтую желчь на безупречно отполированные ботинки. Достал платок, вытер рот и ответил:

— Да.

— Да?

— Да. Мы убьем их.

Позже ночью Монтефалько вернулся в Приют Святого Сердца — повидать Тализака. Он явился один, что было мудро. Ни Урбано, ни Богото не хватило смелости его подождать.

Место — за сорок восемь часов — изменилось чудовищным образом. Повсюду еще валялись трупы, но в другом состоянии. Казалось, из них высосали всю влагу, всю энергию, оставив только шелуху. Глаза высохли, зубы обнажились в оскале. Мертвецы походили на слепых, кривлявшихся обезьян.

Плоть на торсах пристала к костям, словно на руках и ногах не осталось мяса. Кожа казалась тонким пергаментом, облегавшим скелет. Когда карлица Камилла явилась, чтобы поприветствовать Монтефалько, она отшвырнула пинком пару трупов, легко, словно бумажные куклы.