Испытания - [47]

— Так что же делать, боже мой! — воскликнула Ольга, не заметив своего неожиданного заимствования из лексикона Веприкова.

Мужчины рассмеялись.

— Найдем сейчас какой-нибудь ящик с гаечками. — Володя, уже стоя на пороге, потер лоб над правой бровью (там когда-то был синяк от удара хоккейной клюшкой). — И даже без потери рабочего времени!..

— Он разыщет! — обрадовался Петр Николаевич.

— А мое «что же делать?» относится не к шайбам или гайкам, а вообще к положению, в цехе и на заводе, ко мне самой и ко всем нам. Работаем неритмично — авралим! Производительность труда низкая! Пьянство!.. И скажи мне, как у тебя новая расстановка кадров в бригаде монтажниц?

— Поможешь, если проверишь сама!..

Бюро экономики в противоположной стороне от кабинета Оградоваса, а в центре цеха самый шумный его участок. Мастер Борис Иванович Шаргин разговаривал с двумя инженерами здесь, возле токарно-карусельного станка, странно напоминающего гигантский вращающийся самовар со множеством автоматических приспособлений. Все трое немногословно — грохот на участке отучал от пространных рассуждений — обсуждали блокировку главного мотора с мотором вращения стола. По репликам Ольга поняла, что станок был недавно, по предложению Шаргина, переведен на скоростные методы резания; пришлось пересмотреть электросхему управления, переделать ее.

«Прав Оградовас, можно повышать эффективность», — мысленно отметила Ольга.

Она подошла к Борису Ивановичу, спросила очень громко:

— Лаврушиной не звонили домой?

— Муж ее позвонил. Боится, долго пробюллетенит.

— Как у Дерюгиной дела?

— Неплохо.

В бюро экономики второго аппаратного Милочка Дорофеева, старший экономист цеха, тускло сказала Ольге:

— Будто вы не знаете, Ольга Владимировна! Производительность труда можно определять и в нормо-часах, можно и в стоимостных показателях, в рублях, а можно и в единицах изделий. Каждый метод имеет свои недостатки и свои положительные стороны…

Дорофееву все называли Милочкой, хотя ей, помнила Ольга, уже под сорок. Миловидное лицо почти без морщин и… без какой бы то ни было черточки молодости. Безжизненные глаза, хотя и подведены они и голубая тень положена на веки. Бесцветными кажутся накрашенные губы.

Дорофеева считалась хорошим экономистом, сама Ольга отзывалась о ней как о безупречном работнике. Да, именно безупречном! Не в чем было упрекнуть Милочку Дорофееву. Квалифицированная, аккуратная, старательная. Все у нее четко, по раз и навсегда заведенному графику: в начале месяца отчетность, потом итоги социалистического соревнования по цеху и начисление премий, потом планирование на следующий месяц.

«Совсем как я, только в масштабе не завода, а цеха! — подумала Ольга и поправила себя: — Какой я была, пока не знала, что он помнит меня».

— …Никакой разницы, — тускло говорила Милочка, — все равно баланса не будет между планом рабочего и планом предприятия. Да ведь это абсолютно одно и то же — считать в нормо-часах или в рублях: что я рубль к рублю спроцентирую, что нормо-час к нормо-часу — будет до тысячной доли один и тот же показатель. Или взять гайки. Рабочему запланировано десять гаек, а он сделал двадцать. Снова я спроцентирую, и снова те же двести процентов… И все равно мастер ли, нормировщик ли кому хочет — даст выгодную работу, кому хочет — невыгодную…

Ольга молчала, думая, что Милочка Дорофеева права и… все-таки не права. Почему-то вспомнилась эта самая Милочка, пришедшая на завод сразу же после института, ее задорный выкрик на комсомольском собрании: «Экономика — это все! Экономисты — решающая сила!» Вспомнилось, как весь цех праздновал Милочкину свадьбу — она вышла замуж не за экономиста, как можно было ожидать, а за молодого киноактера. А потом чуть ли не весь цех переживал Милочкин развод. Правда, потом подзабылось все это. Милочка замуж больше не вышла, стала спокойным, безупречным работником, который никогда и нигде не позволит себе задорной или взволнованной реплики. Начались у нее какие-то нелады со здоровьем — худела, ходила в диетическую столовую.

«Может быть, человек без любви всегда такой, автоматически функционирующий? Но замечают это только те, в ком живет любовь, или, пожалуй, точнее, те, кто оказался в особенном мире любви, в ее особенной атмосфере, с ее особенными законами», — подумала Ольга. И вдруг вспомнила чью-то фразу: «Стресс от неразделенной любви быстрее всех других стрессов приводит в онкологический институт!..» Поймала себя на том, что не слушает Милочку, и стала слушать.

— …Или возьмем еще один случай, — говорила та. — Пришел порядочный рабочий, конечно, он пришел не стоять, пришел работать, а мы не можем его загрузить. Или, например, токарно-карусельный станок сейчас, по предложению Бориса Ивановича, перевели на скоростные методы резания. Рабочий может норму выполнить на двести процентов, даже на триста. Но при одном условии, Ольга Владимировна: если мы дадим ему что резать скоростным методом. А задел сегодня есть — завтра кончился.

— Вы правы, Милочка, — серьезно сказала Ольга, — простите меня, я сначала не очень внимательно слушала, у меня огромная личная радость, не знаю, как объяснить…