Испытания - [66]

— Почему? — спросил Григорий.

— Слишком нетрадиционно все: и форма, и начинка, как ты говоришь. Отсутствие прецедента — вот что может повредить. И это купе-спорт дороговато для детского автомобиля. Я специально делал такой, основательный, потом можно выгнать из этого дешевый, упрощенный вариант, но для представления так приманчивее.

— Ничего! Теперь у нас есть что показать, а не одни голые расчеты. Увидишь, у меня к зиме — самое позднее к Новому году — будет платформа с агрегатами. Кровь из носу, а будет. А тогда я и напролом пойду: в ЦК напишу, — сказал Григорий глухим голосом и вдруг вспомнил, для чего он пришел: там, в КБ сидит странная смуглая и красивая девушка и ждет его. И тут Григория осенило:

— Слушай, Жора! Можно показать это одной девушке? Она — журналистка. — Он в упор уставился художнику в глаза.

— Ну… — Жорес засопел пустой трубкой. — Так сразу? К чему?

— Она только посмотрит, понимаешь? Долго рассказывать, откуда она и что к чему, но пусть увидит… Ей статью нужно писать. — Григорий умоляюще смотрел на художника.

— Ладно, валяй, раз тебе невтерпеж. Когда она прибудет? Я хоть при галстуке появлюсь, — усмехнулся Жорес, тряхнув лохматой головой.

— Сейчас, она здесь. Сидит у меня в КБ!

— Ну, ты и выдаешь! A-а, ладно. — Жорес заулыбался с прищуром, повернулся к лепщикам. — Ребята, хорошо бы подсветить юпитером, давайте, а?

Григорий еще раз взглянул на ряд автомобильчиков на черном пластиковом столе и помчался в КБ.

В кабине лифта, который, казалось, еле полз вверх, он начал задыхаться, будто бежал в гору. «Только бы не ушла!» — боязливо думал он.

Девушка сидела, повернувшись к сулинскому столу, и читала какую-то старую, с ятями книгу. Она подняла лицо и отсутствующим взглядом посмотрела на Григория.

— Простите! — почти выкрикнул он, смятенно подумав, что она обиделась.

Она слегка улыбнулась, сочувственно спросила:

— Что, трудно отпроситься?

— Отпроситься? — не сразу понял Григорий. — A-а, нет, не в этом дело. — Он никак не мог выровнять дыхание.

— Что-нибудь произошло? — Она пристально и, как казалось Григорию, с сочувствием посмотрела на него.

— Да, — произнес Григорий и почувствовал, что губы сами по себе расползаются в глупую самодовольную улыбку. Он мельком взглянул в окно, на небо, ставшее светло-сизым, на его розовеющий от солнца южный край и, продолжая улыбаться, но пытаясь скрыть торжество, небрежно сказал: — Дизайнер закончил моделирование. Если хотите, можно посмотреть.

— Конечно хочу. — Она встала, неуловимо быстрым легким движением кинула размашисто книгу в сумку, надела ремень на плечо, и только сейчас Григорий увидел, какая она стройная и высокая, почти одного роста с ним. — Ну, идем?

— Идем! — в тон ей откликнулся он, быстро убрал счетную линейку и листы с расчетами в ящик стола, зачем-то сжал гармошку лампы над кульманом, оглядел рассеянно свой закуток, выгороженный двумя столами и двумя чертежными досками, и сказал: — Сборы закончил.

Рядом шли они по длинному институтскому коридору к лифту, и Григорий видел, как оживляются встречные мужчины при взгляде на девушку, как шире раскрываются глаза и с лиц соскакивает будничное выражение, сменяясь интересом и удивлением. Он опускал взгляд, стараясь придать лицу безразличие, но внутри что-то радостно и горячо всплескивало, и тверже становилась походка, сама выпрямлялась спина, привыкшая к шоферской сутулости.

В облицованной светлым пластиком, ярко освещенной кабине лифта ее лицо оказалось пугающе близко — мерцающие огоньками глаза с тяжелыми ресницами, смуглые с золотистым румянцем щеки, на которых легкими тенями остался след ямочек, короткая стрижка, которая уже нравилась Григорию, и шея, высокая, стройная. Тугие, полные, слегка негритянской лепки губы были влажными. Григорий судорожно вздохнул, скулы захолодели, будто он вышел на ветер.

— Все-таки что-то случилось у вас, — прошептала она.

— Да, — шепотом ответил Григорий, — случилось.

— Что?! — она дотронулась до его руки, заглянула в глаза, приблизив лицо. И, не сознавая, что творит, он обнял ее и поцеловал в губы. Она отвернула лицо, высвободившись из объятий, но Григорий почувствовал — ее губы неуловимо ответили, и стало беззащитным и озаренным лицо. Он не увидел все это, а только почувствовал каким-то обострившимся, лишь раз приходящим чутьем и опустил глаза. До низу доехали молча.

В скульптурной лепщики уже разошлись по своим местам к макетам и моделям, и только один Жорес с пустой трубкой в зубах стоял у торцового края большого стола, на пластиковой черной поверхности которого была нанесена тонкими белыми линиями координатная сетка. Выстроенные ровным рядом модели сверкали лаком под светом юпитера.

Григорий подвел девушку к столу, чуть пожал ее тонкий локоть.

— Жорес Сергеевич Синичкин — художник-конструктор, вместе работаем. Соня. — Ее имя выговорилось легко, непринужденно, и Григорий почувствовал, что напряжение и скованность уходят.

Жорес вынул трубку изо рта, дернул лохматой головой в строгом и светском поклоне, взглянул на нее пристально и коротко, словно сфотографировал своими цепкими светлыми глазами, и махнул рукой в сторону моделей. Григорий стоял сбоку, любовался Сониным тонко рисованным профилем, безупречной и точной линией подбородка и шеи. Краем глаза он видел ошалело восторженные лица двух лепщиков, бросивших накладывать гипс на деревянный каркас. Они стояли, растопырив выпачканные белым руки, и глазели на девушку. Григорий подумал о том, что гипс, разведенный в резиновом большом ведре, сейчас схватится, и потом его придется разбивать молотком, но тотчас забыл об этом и невольно улыбнулся, ощущая безотчетную, распирающую горло радость.