Испытания - [39]

Игорь Владимирович знал, что разговор будет трудный, но, увидев сумрачное, усталое лицо Григория, раздумал уговаривать, только сказал:

— Ты знаешь, что я никогда не указывал тебе, как жить, но на этот раз не отступлюсь. Тебе конструктором быть на роду написано. А на заводе, конечно, комфортнее: смену отработал, ушел домой — и спокоен. Сейчас не давлю на тебя, потому что еще нет института, но через полгода вернемся к этому разговору. Давай-ка выпьем. — Игорь Владимирович достал початую бутылку коньяка, принес из холодильника сыр. Он настроился на тихую вечернюю беседу, хотел рассказать, какие надежды связывает с этим новым институтом, но Григорий слушал с угрюмой рассеянностью, а после второй рюмки сказал:

— Вы уж извините, устал сегодня очень. Вот сразу развезло, лучше я домой пойду. Алле привет, пусть простит, что не дождался. — Он поднялся, равнодушным взглядом обвел комнату. Вид у него действительно был усталый. Игорь Владимирович спросил озабоченно:

— Ты не болен ли?

— Да нет. Просто второй испытатель уволился, и я три дня по две смены вкалывал, пока нового не назначили. Из цеховых-то инженеров никто не хочет идти, потому что зарплата меньше, а тут как раз срочная сдача. — Григорий виновато улыбнулся.

— Ну ладно, иди. Только не пропадай опять надолго.

В передней Игорь Владимирович не удержался, хлопнул его по плечу.

— Будешь все-таки у меня конструктором, никуда тебе не деться.

Григорий не ответил.

Игорь Владимирович сдержал обещание, возобновил этот разговор, когда строители закончили первый этаж инженерного корпуса института.

В январе вдруг наступила оттепель, выпавший до этого плотный снег за одну ночь осел и стал ноздреватым, деревья стояли черные, с мокрыми голыми ветвями, и весной пахло в воздухе. Лыжную прогулку, на которую вместе с женой уже давно собирался Игорь Владимирович, пришлось отложить, и воскресенье выдалось свободное. Он собрался к Григорию, бросил на сиденье рядом с собой старый, до белизны потершийся на швах портфель, в котором хранил незаконченные разработки, и поехал на Выборгскую сторону.

Движение в воскресный день было небольшое, но по узкому, покрытому скользкой брусчаткой проспекту Карла Маркса машины ползли медленно, лобовое стекло часто закидывало грязевой пылью из-под колес передней машины. Игорь Владимирович не нервничал, не пытался обгонять, ехал в общей колонне машин, изредка поглядывал на пузатый портфель на сиденье. В этом старом портфеле были не просто незаконченные, не увидевшие жизни проекты — в портфеле была вся конструкторская биография Игоря Владимировича. Здесь была его тайная боль, еще неугасшая надежда и, как он думал, оправдание. Ему очень не хотелось открывать этот портфель для Григория, хотя, может быть, именно Григорий был одним из немногих, кому Игорь Владимирович все-таки согласился бы открыть этот портфель и кто мог понять то, о чем мечтал конструктор Владимиров всю свою теперь уже долгую жизнь.

…Их было трое, веселых, наполненных жаждой жизни и работы молодых инженеров. Шел тысяча девятьсот тридцать девятый год. Молодая промышленность страны набирала силу, по дорогам уже колесили десятки тысяч автомобилей отечественной конструкции, уже семь лет работал построенный в неслыханно короткий срок горьковский автозавод, работал ЗИС. Страна уже опережала по выпуску грузовых автомашин Англию, Францию и Германию, в городах стали привычными силуэты «эмок» и «ЗИС-101», вот-вот на Московском автосборочном заводе должен был начаться выпуск первых советских малолитражек «КИМ-10». Автомобиль стал символом индустриализации, автомобильная промышленность — мерилом промышленной культуры. Но троих молодых инженеров томила неудовлетворенность, им не нравилась новая малолитражка, в общих чертах повторявшая уже устаревшую модель Форда, они понимали, что нужна другая конструкция, новая, устремленная в будущее, в завтрашний день автомобильной техники, и чтобы эта конструкция была своя до последнего винтика. Их не слушали, иногда называли фантазерами. Слишком велик был авторитет заграничных автомобильных фирм, равнение на их модели считалось нормой. И, пожалуй, в этом равнении был смысл — текущий момент требовал скорейшего развертывания массового производства машин. «Догнать и перегнать» — таков был лозунг времени.

Но, чтобы осуществить этот лозунг не только количественно, нужны были новые конструкции автомобилей. И три молодых инженера засели за книги, они занимались языками, чтобы быть в курсе всей специальной литературы. Они решили начать все сначала, изучить всю историю автомобиля и понять его эволюцию, увидеть причины изменений конструкции, и еще — это, может быть, самое главное, — они решили отказаться от проектирования большого «классного» легкового автомобиля. Им, молодым инженерам молодой страны, казались нелепостью дорогие огромные «линкольны», «кадиллаки», «мерседесы», рассчитанные на то, чтобы тешить тщеславие своих владельцев. Эти дредноуты на колесах, с хрустальными вазами для цветов и серебряными пепельницами в салонах, весили по нескольку тонн, были прожорливы и непристойно роскошны. Отчасти, наверное, из протеста против этих кричаще самодовольных автомобилей, воплощающих, как им казалось, буржуазную техническую мысль, у молодых инженеров родилось стремление к функциональности и рационализму, которые были присущи экономике и технике нового общества. А они ощущали себя техническими полпредами этого нового общества. Они много читали не только по своей узкой специальности. Им были близки и понятны идеи зодчих-конструктивистов: братьев Весниных, Левинсона, Митурича. Эти мастера утвердили новые для того времени формы зданий — лаконичные, функционально оправданные. И трое молодых инженеров-автомобилистов мечтали о том, что их машина станет автомобилем будущего. Они изучили сотни, а может быть, и тысячи схем, чертежей и фотографий легковых автомобилей, существующих или когда-либо существовавших в мире. На графиках они строили кривые изменения параметров — веса, мощности двигателя, колесной базы, длины, ширины, аэродинамических качеств. Они накладывали силуэты автомобилей один на другой, выясняли, как меняются соотношения основных параметров, и продолжения кривых на графиках постепенно обрисовывали автомобиль будущего, их автомобиль.