Испытания - [22]

Приблизительно так можно коротко и на понятном неспециалисту языке охарактеризовать те мысли и чувства, которыми жил Григорий Яковлев последние два года. И теперь он шел к художнику-конструктору, который является одним из главных, неотъемлемых участников проектирования современного автомобиля. И этого человека нужно было завоевать, заставить поверить в свою идею, чтобы он зажегся, ибо хороший автомобиль могут создать только единомышленники, люди, понимающие друг друга с полуслова.

Дизайнер Жорес Синичкин был человеком со странностями, но безвредным. Такие люди встречаются почти в каждом коллективе, и, если они незлобивы, молва охотно объявляет их чудаками. Чудак с общего молчаливого согласия обретает право на свои странности, на нестандартные мысли и высказывания, но окружающие — тоже с молчаливого согласия — уже никогда не принимают его всерьез. Такое мнение сложилось в институте о Жоресе Синичкине. Даже в сочетании его имени и фамилии было что-то несообразное, подтверждающее это мнение о нем.

Высказывания Синичкина на заседаниях научно-технического совета были так нелепо парадоксальны, что вызывали только приступы всеобщего веселья. Его не одергивали лишь потому, что выступления эти были хорошими интермедиями среди серьезных обсуждений. Синичкин ратовал за выдвинутый им самим народный стиль художественного проектирования кузовов автомобилей. «Вглядитесь в облик «тойоты», — призывал он. — Разве нет в ней чего-то, присущего только японской архитектуре, и даже больше — типичным чертам японского лица? А в лучших итальянских кузовах — нет ли чего-то от неаполитанских песен?»

Такие призывы Синичкина всегда вызывали смех впрочем, достаточно благопристойный.

За эти свои выступления, за призывы заглянуть в завтрашний день автостроения Синичкин получил прозвище Прогресс, так хорошо рифмовавшееся с его именем. И за глаза его называли не иначе как Жорес-Прогресс. И вот этого человека Григорий Яковлев хотел привлечь дизайнером в свой пока еще не существующий проект.

Распространено такое мнение — его придерживаются даже некоторые автостроители, — что художник-конструктор просто придает уже готовому автомобилю красивую внешность. Но это неверно. Хотя от художника-конструктора и требуют, чтобы форма автомобиля была приятна для глаз, — недаром в названии этой профессии присутствует слово «художник», — но что такое красивый автомобиль? Если бы кто-нибудь мог выразить это формулой, краткой и изящной… Нет такой формулы красоты.

Что красивее — золоченая карета, в которой Золушка ездила на бал, или современный легковой автомобиль? Если подумать над этим вопросом, то обнаружится, что эти вещи несравнимы. Карета — вся в золоте, с чеканными, золоченой же бронзы, ручками, с накладными гербами на бортах, со стеганым голубого шелка диванчиком, вышитыми занавесочками на окнах, — конечно же, произведение искусства, хотя, по правде говоря, можно ездить и в карете попроще. Но автомобиль быстроходнее, мощнее и безопаснее кареты, да и теплее зимой и вообще удобнее…

Вот, оказывается, сравнивая внешность средств передвижения, мы уже не можем отвлечься от их технической характеристики, и все же, учитывая лишь техническое совершенство автомобиля, нельзя утверждать, что он красивее Золушкиной кареты… И карета, и автомобиль были созданы на основе возможностей своего времени и отвечали запросам своего времени. И никто сейчас не поедет даже в самой красивой карете, а предпочтет современный автомобиль… Да и каждая Золушка знает, что в автомобиле она — принцесса… А красота автомобиля как результат работы дизайнера зависит (так сказал один Большой Специалист) от эмоциональной насыщенности и ясности мысли, проявленной при решении задач. А задача художника-конструктора — дать форму сущности автомобиля, его конструктивной идее. И не какой-то общей идее, а именно этого автомобиля, именно с этими определенными техническими характеристиками и именно в это, определенное время — в такие-то годы двадцатого века. Значит, художник — конструктор автомобиля не просто поставщик зрительного комфорта, а поставщик истины (это сказал все тот же Большой Специалист). Да, но почему тогда старые вещи, которыми уже нельзя пользоваться, доставляют нам наслаждение? Почему мы с восхищением рассматриваем в музее ту же карету? Наверное, в музее остается только красота, и ее восприятию не мешает различие эпох и технических достижений. У искусства нет прошлого, у техники оно есть. Но, кто знает, может быть, и в фотонном веке потомки будут восхищаться красотой нашего современного автомобиля, хотя он будет казаться им технически еще более устаревшим, чем нам — золоченая Золушкина карета.

Григорий Яковлев почему-то верил в Жореса Синичкина, догадывался, что Жорес по-настоящему талантлив. За экзальтацией его речей, потешавших многих сотрудников института, Яковлев улавливал что-то серьезное и близкое своим мыслям. И еще он просто сочувствовал Синичкину.

Когда человек долго и трудно вынашивает какой-нибудь замысел, он и окружающих начинает воспринимать в зависимости от их отношения к этому замыслу. Но непонимающих часто больше, чем единомышленников: этих, вторых, иногда не бывает совсем. И человек со своим замыслом начинает ощущать одиночество, это делает его нервозным, чересчур словоохотливым и обидчивым, — хорошо, если еще сохраняется чувство юмора. Яковлев понимал, что с Синичкиным происходит именно так. Он и сам испытывал подобные чувства, но ему было легче, потому что с самого начала у него были единомышленники — Валя Сулин, с которым они строили гоночные машины еще когда учились в Политехническом, и Алла. Да и Владимиров, хотя он и не принимал прямого участия в разработке технического задания на новый автомобиль, поддерживал эту работу. А если быть честным, то как раз Игорь Владимирович Владимиров подтолкнул его, Григория Яковлева, на этот путь. Да, именно он, Владимиров, подкинул Яковлеву не только идейку проектировать массовый микроавтомобиль, но и еще кое-что более конкретное. Разве ушел бы Григорий с завода, с интересной работы и от приличной зарплаты, на тощую ставку младшего научного сотрудника, с однообразной работой?.. Да, в начале всего стоял Игорь Владимирович Владимиров; если вдуматься, то именно он определил судьбу Григория Яковлева. Ведь неизвестно, кем бы стал тот угрюмоватый автослесарь и гонщик-любитель, которым Яковлев был десять лет назад, не вмешайся в его жизнь доцент Владимиров. А теперь они, кажется, стали противниками…