Испытание временем - [179]

Необъяснимо поведение, непонятно душевное состояние влюбленных. Юноши и девушки, горячо любившие родителей и близких, от них отдаляются, привязанности слабеют, круг интересов сужается. Они толкуют о взаимных доблестях, которых нет, восхищаются тем, что очевидно только для них. Это безумие, ослепленных придает любви видимость мощного чувства, которому равного нет. Любовь выглядит вечной и нерушимой, и тем не менее при первом серьезном испытании страсть может смениться неприязнью.

Что это — болезнь, напасть? Нет, они ошиблись друг в друге. Чего же они ждали? На что надеялись?

Ничего последовательного и определенного, все в этом чувстве озадачивает. Полагают, что противоположные характеры тяготеют друг к другу — крайности сходятся. Бывает однако же, что влюбленные не чают друг в друге души, а различие в характере не столь уж заметно.

Порой можно услышать такое:

— Они расстались потому, что характерами не сошлись. Уж слишком они разные.

— А разве характеры супругов должны быть одинаковыми?

— Как будто нет.

— Почему же они не сошлись?

Муж отвернулся от красивой и умной жены, предпочел ей дурную, легкомысленную кокетку. А ведь супруги, казалось, были всем хороши, брак освящен любовью, прошло немного времени — и они разошлись.

Мужчина обычно призван воспитывать в жене гражданские чувства, силу и решимость, а как часто бывает наоборот! Жена несет жизненные тяготы и собственным примером утверждает в муже решимость. Настойчивая, сильная, с мужскими повадками, она всячески отстаивает беспомощного супруга. Он платит ей любовью и преклонением перед мужеством, которым природа обделила его…

Мыслители и художники не много сделали, чтобы во всем этом разобраться. Мощное, неотвратимое чувство любви, способное отодвинуть все горести и радости жизни и самое желание жить, обратить несчастных в счастливцев, добрых в жестоких и беспомощных, — слишком потрясло их воображение. Они поверили, что форм любви столько, сколько людей, у каждого она своя, неповторимая. Где уж в таком многообразии искать общую закономерность.

Это было все, что я мог наскрести в своей памяти. В поисках наводящей мысли или хотя бы благотворного намека для дальнейших размышлений я обратился к художественной литературе. Мое внимание задержала книга Сомерсета Моэма «Подводя итоги». Она нисколько не облегчила мой труд, но, вовлеченный в спор с писателем, я неожиданно приблизился к тому, чтобы увидеть проблему в ее истинном виде.

«Как бы это ни огорчало людей, — предельно откровенно заявил Моэм, — и как бы гневно они это ни отрицали, нет сомнения, что любовь зависит от определенной секреции половых желез».

Эту мысль я не раз слышал от многих и решительно против нее возражал. Все понятное и непонятное в любви сторонники такого взгляда объясняли темным чувством полового влечения. То ли созревшие половые гормоны воссоздают в мозгу состояние влюбленности, то ли они лишь поддерживают возникшую любовь. Единственное в этом домысле непреложно: где нет чувственного влечения, нет и любви.

Нелепое утверждение, низводящее любовь до уровня животной страсти, хоть и казалось мне неприятным, однако обойти его в книге нельзя было.

Я так долго собирал и сопоставлял материалы из художественной и научной литературы, подвергал их сомнению и искал подтверждение в окружающей действительности, пока не почувствовал себя готовым поспорить с противниками.

Допустим, что любовь и половое чувство нераздельны, тогда в мире зверей, где чувственные инстинкты обострены, должны быть сильны и проявления любви. А ведь этого нет. Кратковременные супруги, они так далеки от нежностей, что многие после спаривания пожирают или изгоняют друг друга. Народная молва без достаточных причин приписывает любовное влечение голубям, лебедям и аистам, орнитологи держатся другого мнения, да и речь идет о существах, стоящих не в первом ряду эволюции. Больше оснований искать подобные привязанности у обезьян, но и там их, увы, не найти.

Из двух половин рода человеческого одна решительно отделяет чувство любви от полового влечения. Девушки, не развращенные дурным воспитанием и средой, не только лишены чувственности, но питают к ней отвращение. Сердца их и помыслы весьма далеки от темных глубин половой страсти. Что еще примечательно — многие из преступной среды в любви находят свое возрождение. Трудно поверить, что такое духовное воскресение зиждется на половом или ином влечении.

Если бы любовь имела своим источником плотское влечение, как объяснить нежную привязанность старых супругов, которая сделала бы честь юнцам? Велико число женщин, холодных к чувственным слабостям супруга, а ведь любовь от того не угасает. Старость не разъединяет, а сближает некогда влюбленных, их взаимное тяготение порой доходит до того, что вслед за смертью одного из супругов умирает и другой. Что служит, наконец, опорой в любви супруга к больному другу, неспособному служить супружеским радостям?

Любовь свойственна и детям, надолго определяя их нравственный облик.

Я подумал, что чувственное влечение лишь спутник любви, а их должно быть много.

Частые ошибки влюбленных, несомненно, следствие того, что неопытные сердца принимают кажущееся за подлинное.