Испытание временем - [16]
Действие развертывалось стремительным вихрем. Люди в тогах и чалмах плясали и кувыркались, ссорились и мирились, любили и ненавидели. Иегуда, сын Иакова, ревел львом, свирепо бил себя в грудь и выкатывал глаза. Иосиф всячески прятал свои девичьи формы и полные руки, пел женским голосом и юношески басил. Предки еврейского народа выгодно продали родного брата и предались разгулу… Восторженная галерка откликалась оглушительными хлопками и неистовым «браво». Только Шимшон оставался спокойным. Спектакль не приносил ему больше радости. Фантазия его исказила благородные черты праотцев, и со сцены на него глянули знакомые лица Зинделя Резникова, Янкеля Тартаковского и Юкеля Державца… Они дерзко гладили свои привязные бороды и посмеивались над ним.
Занавес уверенно соскользнул вниз, в театре зажглись огни.
С галереи неслась трескотня, точно там по команде щелкали орехи.
Муня повел Шимшона в буфет и угостил плиткой шоколада. Глаза его были грустны, и морщинки вокруг губ как бы молили: «Не надо нападать на Нухима, он очень болен…»
Шимшон спрятал свинцовую обертку шоколада, пальцами зачесал волосы за ухо и подумал, что Муня, пожалуй, прав, купец первой гильдии почти тот же выкрест, никаких тягот — одни радости: в синагогу он заглядывает не чаще двух раз в году — в дни рош-гашоно и иом-кипур; субботы не соблюдает, торгует, курит и даже хвастает этим… Он не говорит по-еврейски, ест трефное и под фраком вряд ли носит лапсердак…
— Кстати, Нухим все еще в руках пристава?
Муня ответил не сразу.
— Отпустили… Вогнали в чахотку и отпустили… Скоро умрет…
Шимшон привскочил от удивления. Он знал, что людей гонят на каторгу, на поселение, сквозь строй, в тюрьму, но впервые слышит, чтобы вгоняли в чахотку… Такого наказания как будто и нет… Неужели пристав сам его придумал? Что ж, не беда, на всякую хитрость можно ответить хитростью…
Благодатная мысль, она пришла тихо и незаметно, как будто с черного хода:
— Нухим может излечиться, и очень даже просто… Надо пить молоко с салом…
Как хорошо, что он вспомнил рецепт!
Муня устремил глаза к потолку и прошептал:
— Поздно, он дышит уже одним легким.
Шимшон не совсем понимал, почему Нухим дышит одним легким, но по всему заключил, что делается это не из роскоши…
— Ты, — жаловался Муня, — назвал Нухима цацей, а я тебе скажу, что он сидит у меня вот здесь…
Рука легла на сердце и задрожала. Дрогнули и пальцы Шимшона на груди.
— Не надо отчаиваться, все пройдет благополучно… Сало и молоко поставят его на ноги…
— Ты глупости говоришь, Шимшон, он дышит подушкой… Настоящей резиновой подушкой…
Шимшону было далеко не ясно, почему «настоящая» подушка — «резиновая» и что за причуда — ею дышать…
— Будем надеяться на бога… В его руках и пристав, и полицмейстер, и даже губернатор…
Надежды Шимшона доконать пристава поддержкой свыше впечатления не произвели.
— Хоть Нухим и не верит в бога, — несмело пояснил Шимшон, — все-таки скажи ему…
Муня не дал приятелю договорить. Он оборвал ею спокойно и холодно, как обрывают кипение самовара ледяной водою:
— Отстань от меня… По-твоему, бог это — все, а по-моему, его, может быть, даже нет…
Ничто уже не могло вернуть Шимшону покоя: ни трогательная песня на мотив «Ах, истомилась, устала я», ни обращение полногрудого Иосифа в солидного мужчину. Со сцены нагло усмехался выкрест Резников, и у могилы Рахили мерещилась тень мертвого Саваофа.
ШИМШОН ТОМИТСЯ
— Я сказал ей: «Рухл, такой уж у меня характер, и не вам его переделать… Согласны на мои условия — сыграем свадьбу. Не угодно — освободите меня… Мне нужна жена покорная и тихая. Если я среди бела дня скажу: «Сейчас ночь», чтоб она без лишних слов легла спать…» Мне незачем рассказывать вам, Сура-Гися! Вы были свидетельницей…
Дувид-портной склоняет голову набок и оглядывает себя в зеркале. «Ты прав, — говорит ему оттуда другой Дувид, — жена должна быть покорной…»
За окном курносая Сура-Гися, торговка леденцами, заламывает руки и тяжко стонет:
— Как вам не стыдно! Какой уговор? Где? Когда? Стыдитесь! Отец семейства — и такие речи… Срам!
Она может так продолжать бесконечно.
Дувид больше не слушает ее: курносая Сура-Гися просто лгунья. Внимание его занято женой.
— Калека! — надрывается он. — Портачка несчастная! Как ты пришила подкладку?..
В голосе его столько отчаяния, в лице такой гнев, что кажется — он сейчас уничтожит ее…
Рухл поднимает изуродованное флюсом лицо, молча смотрит на мужа и опускает голову.
За окном показываются Нафтула-пьяница, Сэндер-тряпичник и синагогальный служка. Они с любопытством заглядывают в дом и глазами ищут Рухл. Портной радуется, как ребенок: уж эти, не в пример Суре-Гисе, поймут его… Особенно Нафтула… Старик на веку своем натерпелся, ему страдания других понятны: трех жен похоронил, с двумя развелся, а шестая от него сбежала…
— Боже мой, Нафтула, ведь мы — бесправные, хуже арестантов… Работай, как каторжный, страдай и молчи… Кто им дал право командовать нами? Почему я не могу спустить шкуру с ребенка, раз мне этого хочется?.. Возьмешь ремень в руки — она тут как тут, на выручку… Прикажешь безбожнику моему молиться, служить богу сердцем и душой — плохо, станешь его наставлять на путь — опять не угодил…
Александр Поповский известен читателю как автор научно-художественных произведений, посвященных советским ученым. В повести «Во имя человека» писатель знакомит читателя с образами и творчеством плеяды замечательных ученых-физиологов, биологов, хирургов и паразитологов. Перед читателем проходит история рождения и развития научных идей великого академика А. Вишневского.
Предлагаемая книга А. Д. Поповского шаг за шагом раскрывает внутренний мир павловской «творческой лаборатории», знакомит читателей со всеми достижениями и неудачами в трудной лабораторной жизни экспериментатора.В издание помимо основного произведения вошло предисловие П. К. Анохина, дающее оценку книге, словарь упоминаемых лиц и перечень основных дат жизни и деятельности И. П. Павлова.
Александр Поповский — один из старейших наших писателей.Читатель знает его и как романиста, и как автора научно–художественного жанра.Настоящий сборник знакомит нас лишь с одной из сторон творчества литератора — с его повестями о науке.Тема каждой из этих трех повестей актуальна, вряд ли кого она может оставить равнодушным.В «Повести о несодеянном преступлении» рассказывается о новейших открытиях терапии.«Повесть о жизни и смерти» посвящена борьбе ученых за продление человеческой жизни.В «Профессоре Студенцове» автор затрагивает проблемы лечения рака.Три повести о медицине… Писателя волнуют прежде всего люди — их характеры и судьбы.
Книга посвящена одному из самых передовых и талантливых ученых — академику Трофиму Денисовичу Лысенко.
Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям.
Александр Поповский известен читателю как автор научно-художественных произведений, посвященных советским ученым. В книге «Пути, которые мы избираем» писатель знакомит читателя с образами и творчеством плеяды замечательных ученых-физиологов, биологов, хирургов и паразитологов. Перед читателем проходит история рождения и развития научных идей великого Павлова, его ближайшего помощника К. Быкова и других ученых.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
«Имя писателя и журналиста Анатолия Алексеевича Гордиенко давно известно в Карелии. Он автор многих книг, посвященных событиям Великой Отечественной войны. Большую известность ему принес документальный роман „Гибель дивизии“, посвященный трагическим событиям советско-финляндской войны 1939—1940 гг.Книга „Давно и недавно“ — это воспоминания о людях, с которыми был знаком автор, об интересных событиях нашей страны и Карелии. Среди героев знаменитые писатели и поэты К. Симонов, Л. Леонов, Б. Пастернак, Н. Клюев, кинодокументалист Р.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.
Повествование о первых 20 годах жизни в США, Михаила Портнова – создателя первой в мире школы тестировщиков программного обеспечения, и его семьи в Силиконовой Долине. Двадцать лет назад школа Михаила Портнова только начиналась. Было нелегко, но Михаил упорно шёл по избранной дороге, никуда не сворачивая, и сеял «разумное, доброе, вечное». Школа разрослась и окрепла. Тысячи выпускников школы Михаила Портнова успешно адаптировались в Силиконовой Долине.
Книжечка юриста и детского писателя Ф. Н. Наливкина (1810 1868) посвящена знаменитым «маленьким людям» в истории.
В работе А. И. Блиновой рассматривается история творческой биографии В. С. Высоцкого на экране, ее особенности. На основе подробного анализа экранных ролей Владимира Высоцкого автор исследует поступательный процесс его актерского становления — от первых, эпизодических до главных, масштабных, мощных образов. В книге использованы отрывки из писем Владимира Высоцкого, рассказы его друзей, коллег.