Испытание весной - [13]

— Я уже ничего не понимаю, — невольно пробормотал он, даже не заметив, что говорит вслух. — Чего она хочет?!

— Полагаю, ничего особенного, — Ларк небрежно пожал плечами, — ей просто нравятся интересные собеседники. Но я, — его взгляд стал мечтательным, — я хочу, Рени. Я хочу вот это.

Дорога до столицы показалась Сильвии невыносимо долгой, а то, что тетушка недовольно поджимала губы и ворчала, что взгляд «взбалмошной девчонки» стал слишком уж мечтательным, вовсе не добавляло удовольствия от поездки. Что плохого в мечтательном взгляде?! Сильвии не терпелось повиснуть на шее у братика, потребовать, чтобы он показал все самое интересное, рассказал обо всех своих дуэлях и прочих приключениях, о которых папа отзывался, недовольно сжимая губы, может даже, как-нибудь ненароком познакомил с принцем Ларком! То есть, вообще-то, наверное, папа отведет их с тетушкой Лили-Унной во дворец, представить официально, но ведь это совсем не то! Хотя, конечно, тоже интересно.

В плотно задвинутую шторку просторной дорожной кареты била метель, тетушка куталась в накидку из пушистого лисьего меха и вздыхала: «Скорей бы постоялый двор, там хотя бы можно будет отогреться». А Сильвия считала в уме, сколько постоялых дворов — обедов и ночевок — осталось до столицы. Если бы не нужно было давать отдых коням, если бы фор Гронтешам пристало пользоваться почтовыми, они доехали бы куда быстрее! Но папа запретил настрого, и вовсе не «потому что не пристало», а «потому что опасно». Чем опасно, почему? Она бы спросила, но папе было не до ее вопросов. Жаль; но, может, Рени объяснит.

А еще она очень боялась знакомиться с будущей мачехой. Папа сказал, что та замечательная и очень добрая, тетушка тоже успокаивала, мол, слышала о виконтессе фор Циррент лишь хорошее. Но ведь одно дело — чужая дама, и совсем другое — мачеха! Во всех романах мачеха обязательно ревнует к первой жене и ненавидит детей своего мужа от другой женщины. Вдруг и виконтесса фор Циррент невзлюбит Сильвию?

Если бы папа ехал с ними, было бы спокойнее. Но он, задержавшись в поместье лишь настолько, чтобы самому проконтролировать отъезд семьи, отправился по каким-то своим делам, о которых сказал лишь: «Вам ни к чему знать». Отправил с ними Есина — тот, конечно, сумеет их защитить от разбойников или волков, но ведь не пристало повару, пусть даже он не только повар, защищать благородную девицу от ее собственной будущей мачехи? А тетушка страхи Сильвии высмеяла. Сказала:

— Твой отец никогда не выбрал бы недостойную женщину! Ты должна уважать будущую госпожу фор Гронтеш так же, как уважала бы мать и как уважаешь меня.

Сильвия вздохнула: нельзя, конечно, говорить этого тетушке Лили-Унне, но свое отношение к ней Сильвия скорее назвала бы любовью, чем уважением. Уважение — это ведь когда боишься разочаровать человека, когда беспрекословно его слушаешься и во всем доверяешь его мнению, так? А Сильвия, хоть и слушалась тетушку, нередко обманывала ее, тайком сбегая из поместья на обрыв или в священную рощу — там и там ее охватывали совершенно волшебные чувства, становилось как-то по особенному радостно-спокойно и хотелось взлететь. Между тем тетушка запрещала выходить за ворота без сопровождения — что за ерунда, как будто что-то может с ней случиться в местах, которые еще с Рени вдвоем облазили и изучили до последнего камешка!

А еще, когда тетушка спорила с папой или ругала Рени, Сильвия всегда-всегда мысленно с ней не соглашалась. Потому что негоже дамам лезть в дела мужчин!

И какое же это получается уважение? А любовь — это просто любовь.

С другой стороны, хорошо, наверное, что тетушка не сказала «ты должна любить будущую госпожу фор Гронтеш». Потому что уважение можно хотя бы заменить вежливостью, а чем заменишь любовь? Она или есть, или ее нет, и нельзя полюбить по приказу.

Поэтому Сильвия старалась просто не думать о будущей мачехе, а вместо этого думать о Рени, о том, как им весело будет вместе, и о том, скоро ли вернется из своей таинственной поездки папа.

Между тем будущая мачеха Сильвии совсем не думала о падчерице: к чему гадать о дне завтрашнем, когда и сегодня хватает забот? Зато в ее мыслях нет-нет, да проскальзывал будущий пасынок. Сильвия никуда не денется, а остолоп Рени уйдет воевать, и было бы очень неплохо успеть вложить в его разудалую голову хоть немного здравого смысла. Вопрос только — как? Эбигейль фор Циррент никогда не воспитывала своих детей, куда уж чужим разума вправлять, тем более — взрослому, много о себе мнящему юноше?

Если вспомнить некоторые обмолвки Варрена, даже Грент Фенно-Дераль, мужчина весьма резкий и убедительный, к тому же имеющий возможность подкрепить свои аргументы всей мощью королевской полиции, не достучался до мозгов Реннара фор Гронтеша. А значит, пронять Реннара увещеваниями невозможно в принципе. Но если так… Гелли не сдержала задорную улыбку. Если так, остается единственный, кого юный фор Гронтеш слушает и, пожалуй, почти боготворит — принц Ларк. Вот кто должен пресечь нездоровую тягу к авантюрам своего порученца!

Жаль, что Джегейль уехала, вот уж кого принц готов слушать часами. Но, с другой стороны, Рени откровенно невзлюбил младшую виконтессу фор Циррент, так что, может, оно и к лучшему. Джегейль никак не должна быть замешана в очередное безумство этих двух шалопаев. А что какое-нибудь безумство рано или поздно случится, Гелли не сомневалась: не с характером Ларка пройти мимо приключения, особенно, если оно само стучится в дверь.