Испытание весной - [10]

— То, что ты не знаешь языка, в данном случае плюс, добавит тебе невинности в глазах моих тирисских коллег. Хотя должен признать, что родство со мной и с Цинни в любом случае делает тебя подозрительной, наблюдать будут весьма пристально и, возможно, не слишком дружелюбно. Но главное — без приключений добраться до Линда, а там Цинни подскажет, как себя вести.

— Линд, — кивнула Женя, — новая столица Тириссы, от андарской границы, если ехать через Кильнерен, четыре дня по реке или шесть по суше. Могут быть приключения?

— Смотрю, с географией ты осваиваешься. А приключения, дорогая племянница, могут быть в любом месте в любое время, тебе ли не знать.

— И правда, — Женя невольно передернулась: вот теперь, пожалуй, стало пусть не страшно, но все-таки немного жутковато. — Ладно, не будем о грустном. Что мне рассказать? Ведь не только о тех типах, которые чуть не сорвали тетушкину помолвку?

— О них, но не только то, что ты сама видела. Слушай и запоминай.

Понизив голос почти до шепота, он говорил о тайной базе в горах, где натаскивают невидимых убийц и лазутчиков, а маги клепают для них амулеты и проводят усиливающие ритуалы. Пересказывал выводы Тила о гениальном маге уровня магистра и собственные выкладки о том, откуда в Одаре мог бы взяться подобный самородок. Рассказывал о тревожной обстановке на юге, о полных скрытой паники письмах Клалии и прозрачных намеках на отставку от губернатора. Перечислял странные и тревожные случаи, в которых можно заподозрить вражескую руку. Женя слушала и все ясней понимала, отчего ее «любимый дядюшка» так неважно выглядит. Будет не до сна с такими делами!

— Запомнила?

— Думаю, да. Проверите?

— Не нужно. Сейчас не стоит полностью доверять защитным чарам. Иди, Джегейль, собирайся. Гелли поможет тебе с вещами, подорожная будет к вечеру. Завтра утром выезжаешь.

— Хорошо. — Женя встала и замерла: казалось неправильным просто взять и уйти. Она робко улыбнулась: — Не тревожьтесь, я справлюсь. Если честно, самое сложное во всем этом — не забывать завизжать, если на постоялых дворах будут тараканы.

— Завизжать, потребовать назад деньги и уйти, хлопнув дверью, — почти серьезно продолжил граф. — В приличных гостиницах тараканов нет, а в неприличных виконтессе фор Циррент останавливаться не с руки.

— Поняла, запомню, — кивнула Женя. И добавила, уже выходя: — На самом деле я правда боюсь тараканов. Позорище, да? Но на них у меня рефлекс не визжать, а хватать тапок и бить со всей дури. Тоже не с руки виконтессе фор Циррент, я понимаю.

Вряд ли его на самом деле развлек ее глупый треп, но хоть улыбнулся, и то хлеб.

— На постоялых дворах не ешь в общей трапезной, требуй подавать еду в номер, — наставляла «племянницу» Гелли. — Если женщина ест в общем зале в одиночестве, это расценивается как приглашение.

— Но я же с Солли буду?

Гелли аж руками всплеснула:

— Служанка не ест за одним столом с госпожой! И потом, деточка, между нами… Солли в ее годы тяжело путешествовать, ты ее береги. Просто некого больше с тобой послать, а одной…

— Понимаю, одной совершенно неприлично, — кивнула девушка. — Вот если б кто мне еще объяснил, как сочетается «беречь» и «не есть за одним столом»?

— Солли объяснит, доверься ей. Она знает, что тебе нужно иногда подсказывать, как правильно.

Джегейль сосредоточенно кивнула, и Гелли продолжила наставления:

— Плати строго по счету, но отблагодари отдельно горничную, делавшую тебе постель и помогавшую с одеждой — серебряной монеты и доброго слова вполне хватит. Не вступай в разговоры, ты незамужняя девица и должна вести себя крайне скромно.

— К тому же мало ли кто и зачем пытается втереться в доверие, — кивнула Джегейль. Она слушала не просто внимательно, а с таким видом, будто мысленно записывает каждое слово, временами переспрашивала что-то — обычно о мелочах, которые самой Гелли казались насквозь понятными, не требующими вообще никаких объяснений.

— Гардероб маловат, зря не поторопили портного, — Гелли критически оглядела разложенные на широкой кровати платья, единственный костюм для прогулок, всего две теплых накидки, ворох обуви, перчаток, кружевных и вышитых воротничков, платочков и шейных косынок. — Ну да ладно, если задержишься там, Цинни тебе закажет.

— Да, по тирисской моде, — Джегейль чуть заметно поморщилась и тут же виновато улыбнулась: — Снова примерки…

— Ничего, зато попробуешь знаменитые линденские вафельные трубочки, — утешила Гелли. — Вот тоже загадка: вроде и рецепт известен, а нигде больше таких не делают. Кто ни пытался повторить, все не то! Право, жаль, что братец не занимается такими делами. Все-то у него политика, государственные интересы…

Они дружно рассмеялись.

На самом деле Гелли тревожилась за девушку — отправлять ее одну в достаточно долгую поездку, через границу в чужую страну, зимой, да еще и накануне войны, казалось неправильным. Слишком рискованным. Но сама Джегейль волновалась лишь о том, как бы не наделать ошибок, общаясь с трактирщиками, горничными, конюхами, пограничной стражей и прочими, кто может встретиться в пути. Она восприняла поручение Варрена как-то очень уж легко, даже радостно, и сейчас, несмотря на озабоченность и сотни вопросов, прямо-таки сияла предвкушением. Смеялась, спрашивая о том, что именно рассказать Цинни о помолвке, не хочет ли и тетушка Гелли передать на словах что-нибудь, чего не доверишь бумаге. Сетовала, что даже в дорогу не может позволить себе надеть «родную» одежду, объясняя, что в брюках и удобнее, и чувствует себя увереннее. Заучивала наизусть по карте Линда дорогу к дому графа ди Скавалля: «На всякий случай, мало ли что», — и вот это, похоже, была уступка тревоге, какому-то дурному предчувствию, о котором деточка не хотела говорить. А может, она просто отличалась параноидальной предусмотрительностью, примерно как братец Варрен? О таких чертах ее характера пока что трудно было судить.