Испытание Раисы („Красный кабачок“) - [13]

С первого взгляда, мельком брошенного на Раису, графиня убедилась, что перед ней не авантюристка, а глубоко и тонко страдающая женщина-ребенок. Грубая простота отца внушила ей доверие, в присутствии же Раисы она ощутила уважение, — уважение, невольно вызывавшееся всеми незаслуженными несчастиями.

— Прошу садиться, барышня, — просто сказала аристократка, указывая на стул.

Раиса села. Толстые складки черного суконного платья окружили ее как статую. Графиня подумала, что эта молодая девушка должна иметь большое понятие о свете, чтобы уметь так держаться.

— Сколько вам лет? — спросила она с милой, предназначенной для расположения к себе молодой девушки, улыбкой.

— Девятнадцать, — ответила Раиса, подняв на графиню свои глубокие черные глаза.

— Где вы получили воспитание?

— Дома, у матери.

— Вы посещали пансион?

— Нет, сударыня, я получила домашнее образование под присмотром матери.

— Владеете ли вы иностранными языками?

— Французским и немецким, но не в совершенстве!

— Знакомы ли вы с музыкой?

— Да, сударыня. Я готовилась к преподаванию уроков музыки.

— А теперь? — спросила графиня, удвоив внимание.

— Теперь, сударыня, при всем желании я не имею на это права!

Хотя эти слова были произнесены просто, но графиня почувствовала укор для себя, но имея возвышенную душу, она не только не рассердилась на неосторожную, но еще больше прониклась уважением к ней.

— Ваш отец рассказал мне про ваши попытки и малоуспешность их, — сказала аристократка. — Не сочтите мой вопрос нескромным, поверьте, что я не желаю оскорбить вас, но мне хочется знать, чего вы хотели достичь своими исканиями?

Раиса, взглянув на графиню, ответила медленно, но твердо:

— Правосудия!

— Безусловно! Но что вы называете правосудием?

— Наказание за бесчестие! — тем же тоном ответила девушка.

— А для себя лично вы ничего не хотите? Это же так естественно — вы ничего не хотите?

— Ничего! — ответила Раиса. — Ровно ничего!

— Но вы только что говорили, что теперь не найдете учеников!

— Это большое несчастие, несчастие — непоправимо. Но свет не переделаешь, — ответила молодая девушка.

— Но, — продолжала все более и более удивлявшаяся графиня, — чем же вы будете существовать?

— Как только мы добьемся правосудия, мы тотчас же покинем Петербург! Государь может быть позволит мне сменить фамилию... Уехав в провинцию, где я буду никому не знакома, я надеюсь найти занятия.

— В семействе?

Раиса подняла голову с жестом негодования.

— О, сударыня, в праве ли я обманывать честных людей? О музыке мне придется забыть! Я буду дома заниматься шитьем, вышиванием, и, наконец, чем бы то ни было. Кроме того, мой отец получает маленький пенсион за службу в армии.

Графиня несколько времени молчала и с сожалением смотрела на длинные изящные пальцы Раисы.

А Порову простота и ясность ответов дочери доставила полное удовольствие.

— Однако до того несчастного происшествия, — снова начала графиня, — вы имели впереди большие надежды, насущный хлеб, карьеру и виды на замужество! Так не находите ли вы вполне естественным, чтобы вам назначили денежное обеспечение за причиненное вам несчастие, которое разбило все ваши планы на будущее?

— Плату за преступление? — проговорила Раиса, едва сдерживая негодование. — Нет, сударыня, нам этого не нужно, мы уже отвергли это!

— Позвольте вам заметить, — осторожно начала графиня, — существует большая разница между деньгами, предложенными тайно, в виде платы за молчание, и деньгами, назначенными судом. Одним словом...

— Нет, сударыня, — твердо возразила Раиса, отрицательно качнув головой, — я не ищу денег! Я ищу наказания разбившим мне жизнь!

Графиня несколько времени размышляла.

— Хорошо, — сказала она, — вы просите у меня должного, и мы достигнем цели!

Глаза Порова наполнились слезами радости, и в порыве благодарности он поцеловал руку покровительницы и, смутясь, вновь сел на стул.

— Но подумали ли вы о том, какое может последовать наказание? В руках полиции нанесенная вам обида — дело не важное, а в руках государя, которому я изложу вашу жалобу, оно может быть очень важно! Строгость наказания нельзя и предвидеть! Государь может наказать виновных, отняв у них имя, состояние и свободу! Подумали ли вы об этом?

— А подумали ли они обо мне, — сказала Раиса, поднимаясь бледная от негодования и трясясь от гнева. — Подумали ли они о том, что я потеряла?.. Я жила у родителей, занимаясь своим любимым делом, верная своим обязанностям и долгу! Они внесли в мою жизнь один только час, воспоминание о котором никогда не изгладится из моей памяти! На меня, незнакомую ни с каким злом, они наложили пятно, позорное, несмываемое пятно! Они разорили меня, отняв репутацию и честь! Они присудили к нищете моего отца, которого мой труд поддерживал бы! Они разбили и мою личную жизнь — я никогда не буду женой и матерью! Я умру одна, лишенная семьи! Негодяи! Они убили мою мать, павшую под тяжестью моего позора! И вы для них просите сожаления?! О, сударыня, если вы не понимаете, что я ненавижу их всей душой, прося правосудия, то зачем было оказывать нам столько доброты?!

Раиса стояла перед графиней с глазами, полными мрачного огня, с бледными щеками, с дрожащими губами, похожая на карающую Немезиду в своем черном платье.