Испытание - [9]

Джоомарт рассмеялся: ему повезло, начальник шутит и весел. В такие минуты он ничего для колхоза не пожалеет.

— Да, все хорошо. Лошадей не хватает сено убрать.

Краснокутов спокойно машет рукой:

— За деньги достанешь. Хоть табун отдадут.

Председатель колхоза не возражает, можно купить, но до базара далеко, три дня добираться, а ждать нельзя ни минуты. Да и денег не хватит… Может быть, у заставы занять?

Начальник не склонен ни деньгами ссужать, ни раздавать казенное имущество.

— Ты когда нам вернешь посевной материал? Ревизия нагрянет — кому отвечать?

Джоомарта осеняет счастливая мысль:

— Были бы кони, сейчас бы завез. У вас, говорят, две пары свободны. Кстати, прихватим ваши косилки, они без дела стоят.

Темная тучка находит на солнце, и прохлада срывается с гор. Краснокутов вдруг ежится и прячет руки в карманы. Оттого ли, что солнце его больше не греет, или хитрость Джоомарта не пришлась по душе. Он тоскливо глядит себе под ноги.

— Ты, может быть, «кстати» захватишь и нас? Тебе ведь нужны и рабочие руки.

Резкий ответ не пугает Джоомарта: упрямец остынет, он даст и косилки, уступит коней.

— Впрочем, отряд и так уже днюет и ночует в колхозе. Хотел бы я знать, каким это зельем ты их опоил?

— Кто их поймет…

Карие глаза в раскосом разрезе лукаво уставились в окно. На правой скуле обозначилась ямочка. Как хотите, он еще сам в этом не разобрался.

— Должно быть, название понравилось, — говорит Джоомарт. — Не всякий колхоз носит славное имя Степана Ильича Краснокутова.

Начальник смеется и сразу становится другим. Его теперь не узнаешь: розовый, с доброй усмешкой в глазах. Вот и солнце взошло, потеплело, можно руки по-прежнему греть. Он встал и точно вырос — крепкий, высокий, широкий в плечах. И лет ему, видно, немного, тридцать пять, тридцать шесть — не больше. Рядом с ним Джоомарт, невысокий, сутулый, точно с грузом забот на плечах, кажется мальчиком.

— Погоди, Джоомарт, у меня к тебе дело. Он берет его под руку и уводит к себе.

— На каком счету у тебя Сыдык Кадырбаев?

Сыдык Кадырбаев? Странный вопрос. Неужели он не знает, что Сыдык его тесть?

— В колхозе он на хорошем счету. Активист. Бригадир. В плохом не замечен.

— Вполне, значит, наш человек?

Сказать, что он тесть, или выждать немного? Краснокутов хитрит, он сам, верно, об этом знает.

— Колхозник, как все. По-моему, наш.

Краснокутов доволен, он и сам так думал.

— Мы его задержали, он у нас под арестом. Нам стало известно, что он дружит с купцами, бывает на стоянках. Возможно, что в этом ничего плохого: обычные связи друзей, близкой родни или братьев по роду. Как бы там ни было, нам надо знать, какие у него дела с иностранцами. Сегодня он выехал каравану навстречу, пошептался с купцами и вернулся. Когда часовой его окликнул, он ударил коня и бежал. Его поймали случайно: он на подъеме пустил коня вперед, а сам уцепился за хвост. Испуганная лошадь вдруг понеслась, поволокла старика и оставила его на дороге. Вначале он дельно отвечал на вопросы, затем вдруг заявил: «Не понимаю по-русски». Убеди его, пожалуйста, не лукавить, мало ли что купец мог ему предлагать…

Краснокутов привел невысокого роста киргиза. В ичигах и калошах, в чапане из армячины, подпоясанный ремнем в серебряных бляшках, в тюбетейке, подшитой малиновым бархатом, он, казалось, нарядился на праздник. На плоском лице с расплывшимся носом нависли, как крыши пагоды, разросшиеся брови. Густые и черные — точно их холили, чтоб в их чаще прятать нескромные мысли.

Сыдык, по обычаю, не хочет садиться, уступает свой стул Джоомарту. Тот придвигает ему табуретку. Церемонию на этом кончают. Сел и начальник. У него к старику два — три вопроса.

— Давно вы знакомы с купцами?

Старик безголосый, он может только шептать, двигать бровями и кивать головой.

— Давно ли? Не знаю. Должно быть, недавно.

— Можно так записать?

Сыдык в затруднении, он не знает, что делать: позволить или лучше смолчать?

— Не надо. Постойте.

Краснокутов послушен, он даже согласен помочь старику:

— Вы, может быть, мало их знали?

Мгновение раздумья, и Сыдык едва слышно шепчет:

— Сейчас не припомню. Может быть, знал.

— Значит, так записать?

Уже и записывать… Уследи за собой в такой спешке. Ему ничего, напишет письмо, заклеит конверт, и «попала твоя птица в чужие тенета».

Первым теряет спокойствие Джоомарт:

— Ты смеешься, тесть, над начальником. Почему ты не скажешь, как было дело?

Он стыдит старика, упрекает в неправде: зачем он сказал, что не знает по-русски. Надо быть честным: застава своя, не чужая.

Сыдык вздыхает и морщится. Он, конечно, неправ и напрасно обидел начальника. Тяжелый вздох и кивок головы заверяют Джоомарта, что он честно исправит ошибку.

Краснокутов спокоен. Он как ни в чем не бывало начинает сначала:

— Вы знали купца или встретили его впервые?

Старику не сидится на табурете. Одна нога уже лежит на сиденье, подобрать бы другую, и куда было б легче размышлять и вести разговоры.

— Я немного его знал. Раз-два уже видел, только не близко, издалека.

— Значит, не были вовсе знакомы?

— Не понимаю по-русски. Биль мейда.

— Поговори с ним, Джоомарт, по-киргизски.

Начальник чуть бледен, мучительный кашель душит его. Джоомарт просит начальника: