Испытание огнем - [6]
Старшина Дронов рывком поднялся с палубы и бросился к переборке. Стараясь хоть что-нибудь разглядеть в кромешной тьме, он бросал приказания матросам и получал их доклады. Над действиями своими он почти не задумывался: каждое из них, скупое и расчетливое, было выработано на сотнях тренировок.
Заставив на мгновение зажмуриться, ослепительно вспыхнули лампы аварийного освещения. И тут же Дронова ударило током. Из глубины отсека послышались крики:
— Пробит электрокабель!… Бьет током!
— Вырубить свет! Всем заделывать пробоину! — приказал Дронов.
Отсек вновь погрузился в темноту. Казалось, прошла вечность, прежде чем Мартынюк, ползая на коленях по усыпанной битым стеклом палубе, отыскал аккумуляторный фонарик, выброшенный взрывом из гнезда. Жиденький лучик света пробежал по отсеку, выхватывая из темноты белые пятна лиц, тускло мерцающие стекла приборов, змеиное переплетение трубопроводов. Кто-то у кормовой переборки вскрикнул:
— Всплываем!
Старшина бросил взгляд на глубиномер. Черная стрелка быстро неслась по круглому полю циферблата. Когда ее острие уперлось в пузатый ноль, палубу начало медленно перекашивать из стороны в сторону. Качка становилась все сильнее и резче. Потом стрелка вдруг снова стронулась с места и запрыгала с деления на деление, показывая увеличение глубины. Качка прекратилась. Дифферент на корму стремительно нарастал. Стоять было невозможно. Чтобы удержаться на ногах, люди цеплялись за что придется.
Немного не дойдя до предельной черты, стрелка опять остановилась, но дифферент на корму не уменьшился. Отсек быстро затопляла вода, и, казалось, ее уже ничем не остановить. Вода хлестала через покореженную крышку люка и выбитые взрывом заклепки в корпусе. Старшина Дронов и Мартынюк пытались остановить ее, прижимая матрацы к пробоине. Рядом, возле торпедных аппаратов, работали Гаврилов и Жаворонков. Они тяжело дышали, изредка перебрасывались короткими фразами. Матрацы не помогали, вода тугими фонтанами била из нескольких трещин в борту.
В глубине отсека Фролов пытался наладить помпу. С ее помощью можно было остановить приток воды и начать осушение отсека. Но помпа отказала: всхлипнув раз–другой, она умолкла.
Из шестого отсека азбукой перестукивания запросили:
— Доложите командиру о повреждениях. Какие меры приняли?
Старшина Дронов вооружился гаечным ключом и, поглядывая на переговорную таблицу, нанесенную масляной краской на двери, быстро застучал: “Вода поступает. Течь заделываем. Люди в порядке”.
“Держитесь, товарищи! Надеемся на вас!” — послышался новый стук из соседнего отсека.
“Есть держаться!” — простучал в ответ Дронов и — поспешил на помощь товарищам.
— Как они там? — наваливаясь грудью на матрац, закрывающий пробоину, тревожно спросил Мартынюк.
— Порядок. Все нормально, — становясь с ним рядом, сказал Дронов. — Надеются на нас. Работай…
Подводная лодка лежала на грунте. Повреждений было так много, что Снегов с трудом отгонял мысль о невозможности с ними справиться. Беспокойство за людей, оставшихся в поврежденных отсеках, не покидало его ни на минуту. Он отдавал приказания, выслушивал доклады, беседовал с механиком, штурманом, но все это время думал о тех, кто отделен от него стальными переборками. Дорого бы он отдал за возможность хотя бы на несколько коротких минут оставить свой пост и пройти по отсекам, поговорить с товарищами, подбодрить их душевным словом. Началась методическая бомбежка.
Частые продувания цистерн не могли остаться не замеченными врагом, ведь море над лодкой то и дело вскипало пузырями. При каждом близком ударе глубинных бомб “Касатку” встряхивало и подбрасывало над грунтом. Казалось, ее стальной корпус обжимают гигантскими клещами и он вот-вот хрустнет, как яичная скорлупа.
Замполит Парамонов по заданию командира обошел отсеки, объяснил людям создавшуюся обстановку и возвратился в центральный пост. Снегов ожидал его с нетерпением. Тревожно впился в усталое, мокрое лицо. Быстро спросил:
— Как люди?
— Держатся. Таких не сломишь, — убежденно сказал Парамонов. Он взял Снегова за локоть и отвел к штурманскому столу. — Слушай, Петр Андреич, моряки сейчас мне план предложили, и я голосую за него. Это Дронов и его ребята. Их идея. Они говорят: фрицы сидят у нас на шее и в любую минуту могут разделаться с нами. Отлеживаться на грунте бессмысленно. Предложение одно — всплыть и пробиться под прикрытием артиллерии… — Парамонов приблизился вплотную, и Снегов ощутил на лице его горячее дыхание. — Скажешь, риск? Но неизвестно, где он больше: здесь, под глубинными бомбами, или на поверхности. Надводная скорость у нас приличная, пушки исправны, матросы — орлы. А риск… Придется рискнуть!
Снегов задумался. Перед его мысленным взором проходили полуразрушенные отсеки, выведенные из строя механизмы и приборы, зеленые лица матросов и офицеров, измученных, задыхающихся от недостатка кислорода и тем не менее самоотверженно борющихся за жизнь корабля и собственные жизни. Он, командир, был за них в ответе. От решения, которое он сейчас примет, от того, будет ли оно правильным, зависят их судьбы. А если он ошибется?…
