Испытание - [41]

– Перехвачено?

Я развернула послание, взглянула на сломанную печать и тотчас же узнала оттиск гербовой печати Поммерли.

– Мы, знаешь ли, не только памфлеты распространяем.

Только я собралась отчитать его за пренебрежение тайной личной переписки и законами, не дозволяющими красть чужие письма, как строки этой короткой, но предельно четкой депеши обожгли мне глаза: «Дождитесь отъезда принца, не допустите выборов. Введите новые налоги, прежде чем соберется Совет. Стяните преданные войска в провинциальные гарнизоны».

– Понимаешь, что это значит?

– Да, измену.

– Кому адресовано послание?

– Понятия не имею, – пожал плечами Нико. – Адрес на конверте зашифрован. Потому-то я сразу смекнул, что в нем что-то важное.

– Разумеется, Поммерли – круглый идиот, – я часто задышала. – Разумеется… Разумеется, этого просто не может быть.

– Угу. Возможно, он всего лишь расстроен и выпускает пар таким вот бредовым способом. – Нико тряхнул головой. – Правда, я бы на это особо не рассчитывал.

Прежде чем я успела спросить его, откуда он взял депешу и что собирается делать, в глубине парка послышались голоса, на тропинку упали тени, и Нико, нырнув в прореху живой изгороди, бросил меня в аллее одну с зажатым в руках мерзким и вероломным посланием.

18

По окончании голосования, когда подготовка к реформам шла полным ходом, Теодор, несмотря на груду неотложных дел по переустройству государственных структур, спешно занялся поездкой на саммит. Проведение выборов он, не находя себе места от тревоги и волнения, словно мать, впервые отдающая новорожденного в чужие руки, перепоручил Совету дворян. Принимая во внимание, что письмо, полученное от находящегося в бегах преступника, – единственная улика против Поммерли, он спрятал его в кабинете и показал лишь Эмброзу, дабы тот пояснил, какие юридические последствия проистекают из подобных депеш.

Теодора я почти не видела: долгие летние дни он коротал над книгами, изучая уже отжившие свой век и еще действующие торговые договоры и пролегающие по морю судоходные пути, так как торговля и рыболовство стояли во главе угла нынешних переговоров. Объединенные Экваториальные Штаты, островное государство, обвиняли Западный Сераф и особенно Галатию в том, что в погоне за наживой они неправомерно облагают налогами торговые пути и порты. Восточный Сераф, не обладая собственными обширными водными путями, по которым безостановочно движутся торговые суда, стремился умерить аппетиты Галатии и Западного Серафа. Квайсет, на приполярные воды которого никто не претендовал, по всем прогнозам, собирался занять выжидательную позицию. От меня не ускользнуло, что Пеллию, а вместе с ней и Фен, островные государства, которые, несомненно, затрагивали соглашения по морской торговле, вообще не пригласили на саммит, сочтя их мнение по данному вопросу малозначащим.

Накануне отъезда мы с Теодором поужинали вдвоем. Ужин в саду прошел быстро и не особо весело – из-за жары есть почти не хотелось. Сумка Теодора трещала по швам от документов, писем и заботливо свернутых карт. Он вытащил одно письмо и вздохнул.

– От леди Крестмонт. Она сообщает, что из-за приступа подагры бедный старый лорд Крестмонт не сможет поехать с нами.

– Очень жаль. – Я мельком взглянула на буквы, выведенные дрожащим старческим почерком. – Надеюсь, он скоро поправится.

Теодор хрюкнул, и меня передернуло от возмущения – нельзя же быть таким бессердечным.

– Да ладно, не настолько уж я зачерствел, чтобы радоваться его подагре, – усмехнулся Теодор. – Но когда я виделся с ним два дня тому назад, он был здоров как бык. Сам собой напрашивается вопрос – а не хочет ли он уклониться от нашего путешествия? В Совете он и Поммерли – верные союзники.

Даже в этот жаркий до изнеможения летний вечер, клонившийся к закату, у меня мороз пробежал по коже.

– Ты думаешь, он остается, чтобы сеять раздор вместе с Поммерли? Или чтобы поменьше общаться с тобой?

– Может, из-за того или другого, а может, по совсем иным причинам. Ах, да какая разница! С нами будут адмирал, и леди Мерхевен, и Аннетт… С такой теплой компанией нам больше никто и не нужен, честно говоря.

– Но если они с Поммерли все-таки что-то затевают, или если другие дворяне…

– Пусть затевают что угодно: закон принят.

Я мусолила в руке корку хлеба. Закон, может, и принят, но те дворяне, которым он не по нраву, сделают все, чтобы осложнить его введение в законную силу. Я открыла было рот, желая спросить Теодора, действительно ли ему необходимо покинуть страну и не позволят ли ему остаться и еще немного присмотреть за новоявленным законом, но промолчала. Ответ был очевиден. Я впилась зубами в хлебную корку: жесткая, как сухарь, она мгновенно раскрошилась.

Пока Теодор набирался знаний по международной торговле, я шила летние платья и – непосильный труд – навсегда закрывала двери своего ателье. В подобной развязке – повесить табличку с жирной надписью «Закрыто», вынести вон ткани, разложенные на полках в глубине мастерской, – было нечто символическое, но подобной развязке я противилась всеми силами, все еще надеясь передать магазин Алисе.

На полках до сих пор светилась созданная музыкой Теодора чара на удачу, которой я оплела волокна дерева. Шелка, хлопок, шерсть, аккуратно разложенные по типам ткани и цвету, ждали, когда их погрузят на телегу и отвезут к дому Теодора – он согласился приютить их на время нашего отъезда. Я погладила изящный, ни с чем не сравнимый желтый шелк – когда-то я надеялась, что именно его какая-нибудь жгучая брюнетка выберет для своего бального платья. Я подхватила на руки рулон превосходной голубой шерсти, изготовленной в Фене, – когда-то я представляла, как пошью из нее дорожное платье для какой-нибудь девицы, кровь с молоком.