Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия - [21]

Шрифт
Интервал

А он мне подробно рассказывает, как и в чём хоронили соседа, кто и что на поминках рассказывал, что все село его жалело, а не Светку треклятую, что мать его на могилу соседа плюнула и кричала, что тому поделом за грехи пули достались. И люди её не осуждали. И что хоронили соседа на деньги от государства: народ не собрал подлецу ни полушки. И что Светки на похоронах видеть не видели: то ли сказалась больной, то ли дочками прикрывалась.

Я потом порасспрашивала людей из села, да брата его и сестру. Оказалось, всё так и было, как он мне рассказывал.

Говорю: «откуда это, Анатолий?»

А он мне: «сосед мне снится, каждую ночь приходит, все девять дней навещает. А на девятую ночь присел на нары да и на мой вопрос: «простишь, мол, смерть твою на тридцатом году непутевой жизни?» Он ответил: «Нет, не прощу. Ровно через год за тобой приду».

И сниться с того дня перестал.

Я Анатолию говорю, что это сказки да суеверия. А мужик духом упал.

Приговор выслушал молча, даже спасибо сказал, что ваша заслуга, товарищ адвокат, что вместо обычного на те времени «червонца» или пятнадцати всего семь лет получил.

На том и расстались.

Где-то больше года прошло, участвовала я уже в другом деле: защищала цыгана, убившего бабку соседку за 20 рублей. Ну, это совсем другая история.

И при трёпе со следователем рассказал он мне, как невзначай, что Анатолий тот умер уже.

Я: «Как это?»

А он мне поведал окончание той печальной повести.

Пришло в колонию Анатолию письмо от жёнушки бывшей: мол, дорогой муженёк, подала я на развод, потому как я молода и красива, мне хочется жить. А дочек твоих, как хочешь, так и воспитывай, мне они только мешают, под ногами путаются.

И рванул Анатолий в побег. Солдат-первогодок из автомата в него сгоряча семь пуль и всадил, и все в спину. Колючая проволока забора сползти не дала. Так, мёртвого с семью дырками, с забора и сняли.

И смерть та была ровнёхонько через год. Мы по датам проверили.

А Светку ту я ещё раз в жизни встречала. Лет через семь.

Вела я обычное гражданское дело, где бывшие муж с женой однокомнатную квартиру поделить не могли: он новым браком оженился, дитё народил, да новую жёнушку жильем обеспечить хотел. Вот той новой женушкой та Светка и была. И по справке жилфонда, дочек с ней не было.

А судьёй по делу была жена того следователя. Случайности, правда?

Жильё Светка не получила. Костьми я легла, но квартира ей не досталась.

Часто-частенько, когда мне пеняют, что, мол, как это так, вы, адвокаты, убийц защищаете, и нет совести у вас, адвокатов, и что вы злыдни, я вспоминаю Толиков этих.

Убийцы – они. А жёны их – королевы.

Ура! И погоны на плечи

Этот был не вор, не убийца, не растлитель малолетних, а вовсе наоборот, старший следователь! Следственного отдела аж самой милиции! И величать его следовало бы не Толиком, а Анатолием Петровичем. А вот, подишь ты, звали его все просто Толиком. И потому, что со всеми был мил да любезен, и потому, что как-то не получалось называть его строго по имени с отчеством. Его подследственные, конечно, называть его так и прав не имели, но между собой кликали Толиком. Их он не бил, что само по себе было редкостью. И нас, адвокатов, не обижал, не ставил обычные палки в колеса.

Вечером в главном кафе, где собирались гульнуть и бандиты и Толик, они чегось там не смогли поделить. Выскочили целой оравой за бедным ментом. Тот обогнул здание дома, шмыгнул в свою родную «девятку». Но тронуться не успел, как догнали его, паразиты! Главный обидчик, Женечка О., просто перевернул в одиночку машину.

Толик лечился, Женька сидел. Пока нары пролёживал в ИВС: прокурор ещё не решила, по какой статье дело Женечке шить.

Вот тогда меня подключили к защите бандита. Завели его в комнату следственную, да в наручниках, да при удалом таком сопровождении: участковый из старших, два мента по бокам. Я возмутилась нарушением прав человека: чего к адвокату в наручниках привели? Менты объяснили неумному адвокату: бандит есть бандит. Чуть не тер-р-ростический акт в отношении работника правоохранительных органов совершил! И т. д. и т. п.

Заставила таки оставить одних адвоката и подзащитного Женьку, чьи полудетские вихры никак не давали понять, что это суровый бандит с криминальнейшим прошлым. Наручники сняты, сел, закурил. И полилась наша беседа.

«Что, бабу не поделили?», – от неожиданности моего вопроса Женька опешил.

И правду: «Ага».

«Ну, рассказывай, как дело было?».

А дело обычное: не поделили бабёнку, смазливую очень, два мужика: женатый ментяра и Женька-пацан. Кстати, Светка, особу ту Светкою звали, тоже была не свободна. Муж её, Коля, тихо-тихо кололся. И мальчоночка в этой семье подрастал.

Светка с кафе быстренько смылась, а два барана остались подраться. Ну, а теракт появился потом, когда Толик прокурору докладывал, на какие там деньги да и зачем он вечером в кафе время просаживал. Не будет же Толик прокурору сам на себя статьи пришивать да навешивать. А про облик моральный его и вовсе молчим. Да ещё и жену его, Иру, быстро в известность поставят: – в городке сплетниц хватало. И не знаю ужо, кого Толик больше боялся: жены Ирочки или прокурора, но дело вывернул круто.


Еще от автора Нелли Карпухина-Лабузная
Постник Евстратий: Мозаика святости

Книга посвящена страданиям, любви и великому подвигу монаха Евстратия Постника, в 1097 году попавшему в плен к половцам и угнанному вместе с другими славянами в Крым, в Херсонес (нынешний Севастополь), где в те времена процветала работорговля. За отказ от христианской веры в обмен на жизнь монаха казнят, в точности воспроизведя казнь Иисуса Христа. В книге отражена жизнь Древней Руси, половецких степей, войны и битвы половцев с русичами, венграми, печенегами, византийцами за жизнь и обладание степью.


Рекомендуем почитать
Гонг торговца фарфором

В книгу лауреата Национальной премии ГДР Рут Вернер — в прошлом бесстрашной разведчицы-антифашистки, работавшей с Рихардом Зорге и Шандором Радо, а ныне известной писательницы ГДР — вошел сборник рассказов «Гонг торговца фарфором», в захватывающей художественной форме воспроизводящий эпизоды подпольной антифашистской борьбы, а также повести «В больнице» и «Летний день», написанные на материале повседневной жизни ГДР.


Дюжина слов об Октябре

Сегодня, в 2017 году, спустя столетие после штурма Зимнего и Московского восстания, Октябрьская революция по-прежнему вызывает споры. Была ли она неизбежна? Почему один период в истории великой российской державы уступил место другому лишь через кровь Гражданской войны? Каково влияние Октября на ход мировой истории? В этом сборнике, как и в книге «Семнадцать о Семнадцатом», писатели рассказывают об Октябре и его эхе в Одессе и на Чукотке, в Париже и архангельской деревне, сто лет назад и в наши дни.


Любовь слонов

Опубликовано в журнале «Зарубежные записки» 2006, № 8.


Клубничная поляна. Глубина неба [два рассказа]

Опубликовано в журнале «Зарубежные записки» 2005, №2.


Посвящается Хлое

Рассказ журнала «Крещатик» 2006, № 1.


Плешивый мальчик. Проза P.S.

Мало кто знает, что по небу полуночи летает голый мальчик, теряющий золотые стрелы. Они падают в человеческие сердца. Мальчик не разбирает, в чье сердце угодил. Вот ему подвернулось сердце слесаря Епрева, вот пенсионера-коммуниста Фетисова, вот есениноподобного бича Парамота. И грубые эти люди вдруг чувствуют непонятную тоску, которую поэтические натуры называют любовью. «Плешивый мальчик. Проза P.S.» – уникальная книга. В ней собраны рассказы, созданные Евгением Поповым в самом начале писательской карьеры.