Исповедь соперницы - [188]

Даже в полумраке я заметил, как вздрогнул Хорса.

— Что-то уж очень гладко у вас выходит, преподобный. Но, пожалуй, я последую вашему совету. И клянусь душами предков, тогда мы посмотрим, чья возмет! Ждите вестей…

Он круто развернулся и зашагал к выходу. А я поспешил поведать обо всем графине.

Теперь и в самом деле оставалось только ждать.

* * *

Не похоже было, что Хорса сломя голову ринулся выполнять намеченное. Верные люди доложили мне, что он вернулся в свой бург и ведет тихую жизнь захолустного тана.

А в Гронвуде все шло по-прежнему — Гита и Эдгар вели себя как законные супруги: устраивали приемы, выезжали на пиры, охотились с соколами в фэнах. Мы с леди Бэртрадой даже заколебались — не напрасны ли наши упования на Хорсу?

Я же тем временем по крупицам собирал сведения о рыцаре-крестоносце, гостившем у графа. Мне доносили, что он обаятелен и весел, а посетивший Бэри-Сент-Эдмундс лорд д'Обиньи поведал, что в этого рыцаря безнадежно влюблены едва ли не все юные леди в округе. Вместе с тем, поминая о крестоносце, лорд д'Обиньи называл его сэром Гаем из Тавистока. Выходит, у этого малого могут быть и иные имена, и Гай из Тавистока, и рыцарь д'Орнейль отнюдь не последние в этом списке.

Скажу прямо — уже с той минуты, как я прознал, что этот рыцарь в разговоре с леди Бэртрадой сослался на ее сестру-императрицу, у меня зародилось подозрение: не тот ли это крестоносец Ги де Шампер, что объявлен личным врагом Генриха Боклерка и за голову которого назначена неслыханная награда.

И я послал гонцов в Хунстантон, где в последний раз объявлялся Ги де Шампер, дабы подсказать людям короля, где он может скрываться.

Вот чем я занимался в эти дни поста, изнывая от недоедания, хотя и тешил себя иной раз, намеренно задерживаясь в покоях графини, дабы отужинать у нее вдали от взглядов братии. Бэртрада не придерживалась поста, у нее был свой повар, который готовил ей отнюдь не постные блюда, и знали бы вы, какое наслаждение после бесконечного воздержания полакомиться паровой телятиной или жирным, как следует прожаренным каплуном!

Но однажды вечером, когда я, плотно перекусив, все еще переваривал полдюжины рябчиков в имбирном соусе, в покой, едва не сорвав впопыхах занавесь на арке у входа и топоча сандалиями, ворвался писец брат Дэннис и замер прямо передо мной, уставившись на блюдо с птичьими костями.

— В чем дело, любезный брат? — спросил я, поднимаясь и загораживая собою злополучные останки рябчиков.

— Отец настоятель, беда! В обитель прямо через монастырские сады вломился тан Хорса с какими-то людьми. И через круп его лошади переброшено тело связанной женщины. А теперь тан требует, чтобы вы немедленно явились к нему.

Я услышал, как поднялась леди Бэртрада, с грохотом отодвинув кресло, но остался невозмутим.

— Не стоит поднимать такой шум, брат Дэнис. Ответь-ка лучше, отправились ли уже братья в дормиторий и кто еще, кроме них, мог прознать о случившемся?

Мои вопросы, похоже, сбили с толку молодого монаха. Он второпях залопотал, что братья давно спят, ворота закрыты, но Хорса перемахнул прямо через ограду розария, вытоптав цветники, а его люди…

— Успокойся, брат Дэннис. И вспомни, что святой Бенедикт почитал высшей добродетелью монаха молчание. Поэтому сейчас же возвращайся в обитель и проводи Хорсу вместе с его… гм… спутницей в ризницу собора. А я поспешу туда и во всем разберусь сам.

Когда он вышел, я повернулся к застывшей в напряжении графине.

— Ну, что, дочь моя, похоже, все уладилось?

Однако я ошибся, решив, что хлопоты уже позади. Была ли виной тому леди Бэртрада, отправившаяся со мной, или саксонка изначально была настроена решительно, но едва ее развязали у алтаря, как она начала вырываться, кричать и биться, словно одержимая бесом. Мне пришлось велеть заткнуть ей рот кляпом и вновь связать длинными рукавами ее же собственного платья из удивительной ткани, видом напоминающей полированную сталь.

Хорса был весел и по-волчьи скалил зубы в ухмылке.

— Я выследил, куда они ездят охотиться с птицами, и устроил засаду. Этого пса Армстронга, к счастью, не было, он умчался по каким-то делам в Тэтфорд, и Гиту сопровождал только смуглый крестоносец. Они вдвоем довольно ловко спускали соколов, не подозревая, что я слежу за каждым из движением. Но тут крестоносец отдалился, подманивая заупрямившегося сокола, а Гита поскакала вдоль берега озера с соколом на руке. И Господь направил мою красавицу как раз туда, где я затаился на ветвях дерева. Я прыгнул, словно рысь, на круп лошади, зажал рот всаднице и погнал лошадь туда, где меня поджидали слуги с лошадьми… Отправляясь сюда, я велел им загнать белую кобылку Гиты подальше в фэны, дабы можно было подумать, что она понесла и сбросила хозяйку где-то в тех краях. Пусть-ка теперь поищут!

Все это Хорса выложил, не сводя глаз с брата Дэнниса, который расставлял свечи на алтаре, готовясь к обряду венчания. Писец уже успокоился и действовал с привычной сноровкой. Этот молодой монах высоко ценил свое положение при моей особе, и я был уверен, что он не придаст значения некоторым необычным деталям таинства брака, которое сейчас совершится.