Исповедь - [2]

Мэри покачала головой, чувствуя себя усталой и истощенной. Горечь сменилась разочарованием.

— Он говорит, что любит меня. Он говорит, что те женщины ничего не значат, — она сжала челюсти, в голубых глазах сверкали молнии, пока она смотрела перед собой, не видя ничего в непрозрачном коричневом ящике. — Мне наплевать на женщин, потому что я не забочусь о нем. Он думает, что я злюсь, и он прав, но это не из-за него, не из-за женщин, не из-за лжи, это… это из-за того, что я потеряла.

Стук сердца начал отдаваться в ушах, а в горле застрял ком. Она безуспешно пыталась проглотить его, и ее голос стал хриплым и напряженным.

— Я злюсь из-за того, что они отбирают у меня. Я злюсь из-за того, что не могу иметь.

Мэри позволила сапфировым четкам выпасть из рук на деревянный выступ перед ней, проигнорировав звук, с которым столетняя реликвия соприкоснулась с твердой поверхностью, и начала снимать перчатку с левой руки. Как только ей это удалось, она помедлила и пристально посмотрела на неприлично большой старинный бриллиант, украшающий ее безымянный палец. Золотое кольцо, казалось, высосало все тепло из воздуха, и Мэри задрожала.

— Я влюбилась в человека, который является врагом моей семьи. Они не знают, не должны знать. Я пряталась, обманывая месяцами, — ее голос звучал как будто издалека, словно она слушает кого-то другого или свое эхо. — Я влюблена в него, но он не знает кто я, потому что я врала и ему тоже.

Медленно, осторожно, Мэри разгладила черную перчатку, растирая кожу большим и указательным пальцем. Она закрыла глаза, и небольшая слеза скатилась вниз по ее щеке, оставляя мокрую полосу от уголка глаза до подбородка. Она не стала вытирать.

Не открывая глаз, Мэри вздохнула, позволяя словам нахлынуть, чтобы сказать их вслух в первый раз.

— Я беременна... и отец ребенка — не мой муж.

Впервые, с тех пор как вошла в исповедальню, она услышала, как священник издал какой-то звук, но не могла разобрать ни слова. Затем она услышала этот звук повторно; одно и то же слово с каждым разом звучало громче, злее, угрюмее, и она почувствовала что-то, узнала, и страх поселился в ее груди.

— Проклятье!

Глаза Мэри распахнулись, рот раскрылся от удивления, а внутренний голос посылал тревожные сигналы в каждую клеточку ее тела. Вдруг, прежде чем она смогла полностью понять, что происходит, ширма, отделявшая ее от, как ей казалось, священника, сдвинулась в сторону, открывая последнего человека, которого она ожидала увидеть.

Длинный черный кашемировый плащ, на котором искрились и переливались капли воды, покрывал его внушительное тело. Его светлые волосы были все еще влажными от раннего осеннего дождя, которого Мэри удалось избежать, воспользовавшись зонтом. Его зеленые глаза, обычно рассудительные и доверчивые, сейчас свирепо прожигали, выбивая весь воздух из легких и заставляя ее сердце остановиться. Выражение его лица соответствовало его пламенному взгляду — твердое, жесткое, непримиримое.

Как у испуганного кролика, первым побуждением Мэри было убежать. Ее план, должно быть, был очевиден для него, потому что он протянул руку через отверстие в ширме и схватил ее за руку прежде, чем она успела пошевелиться.

— Нет... — его голос был низким, угрюмым и мрачным. Прищурив глаза, он усилил хватку на ее руке. — Не делай этого.

Ее разум был в ступоре, она не могла пошевелиться, не могла думать, не могла говорить. Она могла только смотреть на него, на этого мужчину, которого любила, поверженного и беспомощного, столь же открытого и уязвимого, как младенец.

Наконец она с трудом сглотнула и отвела взгляд, не в силах вынести обвинения и предательства в его глазах.

— Майкл… ты делаешь мне больно, — она дернула рукой, пытаясь вырваться из его железной хватки, и он ослабил ее, но не отпустил. Вместо этого, он потянул ее руку через отверстие так, что она была вынуждена наклониться вперед, и ее рука коснулась его груди. Она чувствовала, как он смотрел на нее долгим взглядом, и знала, что была трусихой, потому что… сколько ни пыталась, не могла заставить себя встретить его взгляд.

Когда он заговорил, его голос звучал замкнуто и отстраненно.

— Ты не отвечала на мои звонки, — Мэри снова вздрогнула и закрыла глаза, желая просто исчезнуть. — Думаю, теперь я знаю почему, миссис Алессандри.

Мэри покачала головой.

— Не…

— Ты беременна.

— Пожалуйста…

— Ты собиралась сказать мне?

— Майкл…

— Ответь мне.

Мэри попыталась вытащить руку из его хватки, но лишь уронила перчатку на пол.

По-прежнему с закрытыми глазами, она покачала головой и всхлипнула.

— Я не могу.

Она почувствовала, как его рука напряглась, он снова потянул ее за руку, а его тон стал суровым и настойчивым.

— Ответь мне.

Поджав губы, она подняла подбородок и встретилась с ним взглядом; ее голубые глаза, светящиеся ложной гордостью, удерживали его взгляд, и она сказала ему правду:

— Нет.

Он вздрогнул, и как будто в его суровой внешности появилась брешь, но секундная вспышка боли и неподдельное удивление быстро сменились презрением. Мэри почувствовала, реально почувствовала, как разбилось ее сердце, а боль в его глазах выбила весь воздух из легких.