Исповедь. Пленница своего отца - [36]

Эта затея его всерьез увлекла, и, чтобы придать ей видимость благопристойности, он решил на мне символически жениться.

Он организовал своего рода церемонию бракосочетания, в ходе которой — в присутствии Старушки — вручил мне золотое обручальное кольцо. На этом кольце были выгравированы два имени: Лидия и Раймон.

— Теперь ты моя женушка!

До этого я не получала подарков с тех самых пор, как в Лионской больнице медсестра подарила мне куклу. В глубине души испытывая ненависть к этому колечку, я тем не менее растрогалась…

Старик надел мне кольцо на палец и поцеловал меня. Затем он откупорил бутылку шампанского, чтобы «отпраздновать это событие».

Он заставил нас со Старушкой выпить с ним эту бутылку до дна.

Усевшись за стол, Старик смотрел на нас сквозь стекла очков своими маленькими глазками и самодовольно улыбался.

— Теперь у меня две жены — старая и молодая! Мы создадим настоящую семью — семью с множеством детей. Лидия, ты будешь послушной. Ты должна поклясться мне, что не будешь больше пытаться сбежать. Тебе ведь прекрасно известно, что я все равно тебя найду. И что тебе опять придется сидеть взаперти на чердаке! Без меня ты — пустое место. Ну давай, клянись!

— Я клянусь.

— Прекрасно! А теперь давайте выпьем!

Я вдруг начала плакать. Слезы как бы сами собой потоками лились у меня из глаз.

Не знаю, почему это произошло. Возможно, виной тому было шампанское.

Вот так я стала матерью детей моего отца. У каждого из них второе или третье имя — Раймон.

Раймон (Раймон-младший) родился 8 декабря 1982 года.

Брюно родился 24 декабря 1986 года.

Реми родился 23 апреля 1988 года.

Режис родился 19 августа 1989 года.

Брис родился 4 апреля 1991 года.

Борис родился 30 января 1993 года.

Рюди родился 24 апреля 1996 года.

За четырнадцать лет я произвела на свет семерых детей.

Первого из них я родила в возрасте двадцати лет, а последнего — тридцати трех.

После рождения Раймона-младшего в следующий раз я забеременела лишь через три года. В этот период моя жизнь рядом со Стариком и Старушкой (после того как я просидела шесть месяцев на чердаке) была такой же, как раньше.

Я ежедневно ездила со Стариком на стоянку супермаркета, где затем целый день сидела в грузовичке. К нему время от времени подходили клиенты, но мне с ними разговаривать не разрешалось. Они, по всей видимости, думали, что я слабоумная. Во всяком случае, именно так отзывался обо мне Старик, когда они удивлялись тому, что я не отвечаю на их вопросы.

— Она инвалид. Бедняжка получила сильные ожоги по вине негодяев из управления социального жилья. Я, кстати, сейчас с ними сужусь!

Судебное разбирательство, которое Старик затеял против управления социального жилья, длилось двадцать восемь лет. Мне ничего не было известно о событиях, которые при этом происходили. Лишь после его смерти я узнала, что он годами докучал суду города Мо, нанимая все новых и новых адвокатов и всячески борясь за «мои права».

Только в 1998 году — за год до смерти Старика — его жена и он сам были признаны виновными в том, что я получила эти ожоги. Эксперты Института судебной медицины, неоднократно осматривавшие меня, начиная с 1975 года, в ходе проводимого следствия пришли к выводу, что меня умышленно опустили в ванну, наполненную кипятком.

Меня, конечно, всячески старались держать в стороне от этих судебных разбирательств. Меня ни разу не допрашивали ни судья, ни следователь, причем даже после того, как я достигла совершеннолетия.

Что такое правосудие и существует ли оно вообще — этого я не знаю.

В течение многих лет я смотрела на то, как подрастают мои дети, со стороны. Мне не разрешалось ни приласкать их, ни взять на руки, ни угостить чем-нибудь, ни уложить спать, ни выкупать.

Моя задача заключалась только в том, чтобы рожать детей.

Задача Старушки — в том, чтобы их кормить.

Задача самих детей — в том, чтобы быть рабочей силой. Едва они начинали ходить, как их тут же приучали работать под руководством Старика.

У меня есть фотография, которую я вклеила в свою тетрадь. На ней видно, какой была жизнь у нас дома.

В центре этой фотографии — Старик с огромным животом, из-за которого его руки кажутся слишком короткими. Он, словно какой-нибудь паша, восседает на стуле, который почти полностью закрывает своим грузным телом, упершись ладонями себе в бока и самодовольно улыбаясь. Прямо перед ним стоит стол, а на нем — тарелки с остатками пищи. Позади Старика видны каменные стены строящегося дома, пока еще не установленные оконные рамы и лежащие на полу большие нестроганые доски. Вдалеке также видно уже подросшего Раймона-младшего, несущего кирпич, а на переднем плане — Режиса и Реми, держащих в руках обрывок шланга. Других детей на этой фотографии нет, однако в реальной жизни они всегда находились где-нибудь неподалеку. Старик, сидя на своем «троне», держал их в поле зрения, распределяя между ними работу и давая им различные указания.

Старушка приспособилась к подобной ситуации и растила моих детей так, будто они были ее собственными. Если они баловались, пусть даже и совсем чуть-чуть, она жаловалась на них Старику, когда тот возвращался вечером домой, потому что знала: он обязательно их сурово накажет. Более того, она с удовольствием принимала участие в подобных «экзекуциях», снова и снова повторяя Старику, что он должен «этих разгильдяев» хорошенько выпороть. Когда Старик заканчивал, она всегда и сама давала виновным по паре оплеух, а затем отправляла их спать, зачастую не накормив ужином.