— А ну-ка поднимите руки, пошевелите ногами!
Я произвожу слабые движения и подсознательно отмечаю, что руки и ноги меня слушаются.
— Действительно, выживет, — констатирует врач. — Это твоя заслуга, Маша. Двое суток от него не отходила.
Медсестра застенчиво улыбается.
— Теперь неплохо бы узнать, кто он и откуда, — говорит Клавдия Ивановна. — При нём же ничего не оказалось, когда его «скорая» доставила. Займись, Маша.
Врач вышла, а медсестра подсела ко мне, намереваясь задать несколько вопросов. Я медленно возвращался к действительности.
— Можно позже? Я устал.
— Можно, — согласилась Маша и вышла.
«Скорая» привезла… Значит, те двое, что маячили впереди, не дали мне замёрзнуть. Может, напрасно? Разом бы кончились для меня все мучения.
Я лежал с закрытыми глазами и перебирал в памяти факты моего никчемного существования. Мне двадцать пять. Это треть или половина моей жизни? Как знать, сколько мне отпущено, а я так и не «определился». И не только со своим предназначением в жизни. Даже моя всепоглощающая любовь не дала мне опоры. Она не помогала, а, напротив, всё глубже затягивала в безрассудство, словно в омут. Сейчас я, кажется, понимаю, что меня никто по-настоящему не любил, ни Паша, ни Кристина. Да и за что им было любить никчемного, бесперспективного парня? Хотя и говорят, что в любви не рассуждают и даже нередко любят не «за», а «вопреки», но всё-таки на одной страсти долго не продержишься. Теперь я это точно знаю. Только не знаю, зачем живу. Здесь, в больнице, меня, конечно, вылечат. Вопрос: для чего? Чтобы я снова болтался по жизни, как неприкаянный? Или можно что-то изменить?
Вошла Маша. Я понял это по её лёгким шагам и радостному возгласу:
— Утро какое хорошее! Просыпайтесь, просыпайтесь! Пора мерить температуру.
Я открыл глаза. Она подошла к моей кровати:
— А вам поставлю капельницу.
— Стоит ли? — спросил я еле слышным голосом.
— В каком смысле? — не поняла Маша, потом, словно догадавшись о чём-то, укоризненно покачала головой. — Уныние — это грех. Вы должны нам помогать, если хотите жить.
— А если не хочу?
— Да что вы такое говорите! — воскликнула Маша. — Все должны хотеть жить!
— А если незачем?
— Быть такого не может, — Маша ловко вставляла иглу в мою вену. — У каждого человека есть своё предназначение, надо только понять, какое.
— А как понять?
Маша посмотрела на меня таким чистым и светлым взором, какого я ещё ни у кого не видел, и пообещала:
— С этим разберёмся. Всё будет хорошо.
Не знаю, почему, но я ей поверил.
