Исповедь на тему времени - [15]
Дошедший в чудом сохранившихся черновиках, роман Фромера, название которого перекликается с книгой Винера «Творец и робот», и есть эта дерзкая попытка. Его фабула, несмотря на всю оригинальность, проста. Эпоним Фромера создаёт Вселенную, существа которой пытаются осознать себя и своё место во Вселенной (а находятся они на кончике пера, которым водят по бумаге). Содержанием романа становится описание этой Вселенной (Фромер использует латинизированное «Универсалия»). Изощряясь в средствах выражения, изобретая неологизмы и прибегая к разного рода трюкачеству, автор решает эту трудную задачу.
На его замысел повлияло создание Вселенной физиками из ничего, из случайных колебаний вакуума. Вот что мы находим в его дневнике: «Гут утверждает, что наша Вселенная могла возникнуть в лаборатории учёного из другой Вселенной. А если в чужом сознании? Тогда населяющим её не преодолеть барьер, отделяющий «нечто» от «ничто», не ответить, почему Творец отдал предпочтение той, а не другой Вселенной. Подчиняясь воображению, этого не знает и сам Бог — поэтому он молчалив». На трон мироздания Фромер таким образом возводит безротого Карпократа.
Идея написания замкнутого в себе романа, романа-Вселенной, родилась у Фромера из наших разговоров. Я помню коммунальную квартиру, которую он редко покидал, скудно меблированную комнату с паутиной на окне и пылью, которая росла по углам. Его соседкой была сварливая старуха, запомнившаяся мне нечёсаными, пахнущими рыбой волосами и глухим раздражением, которое прорывалось, когда к Фромеру приходили гости. Однажды Фромер призвал забыть место человека, которого он низводил к роботу, и примерить роль Бога. Я подумал, что прежде понадобилось бы забыть убожество его жилища. А вслух высмеял тождество создателя и марионетки. Этим я прорвал плотину. Я хорошо помню, как, освещённый вечерним солнцем, могущественный Фромер, Фромер-бог, размахивая руками, с маниакальной одержимостью рисовал картины созданного им мира. (Чтобы разобраться позже в устройстве его Вселенной, мне пришлось изучить полтысячи листов, исписанных мелким почерком.)
Покорные его фантазии, куклы Фромера разделяются на три касты. Первые, «аукающие», занимают «ау-пространство», в котором соседствуют не в смысле географии, ибо расстояние во Вселенной, сосредоточенной в точке, отсутствует, а в смысле виртуальных связей. Они постоянно контактируют, что делает их единым организмом, вроде сгустка бактерий. Близость достигается непрерывным «ауканьем», взаимным улавливанием, которое отвечает сразу и зрению, и слуху, и осязанию. «Ау-пространство» — это их информационное поле, их коллективный разум, их общая тюрьма. Изгнать оттуда — означает убить[15].
Речь им неведома. «Ауканье», как телепатия, делает её бессмысленной. Их чувства, как муравьиные или пчелиные, невозможно передать, не исказив антропоморфизмом. Легко представить сложности, с которыми столкнулся Фромер.
У «аукающих» нет понятия добра и зла. А зачастую они поступают себе во вред. Уничтожить, обратить ближнего в ничто, считается у них благом. Разработан ритуал, при котором убийца и убитый, подобно частице и античастице, взаимно уничтожаются (очевидно, в этом проявилось увлечение Фромера естествознанием). Дело в том, что создатель наделил их бесконечной жизнью, которая их тяготит. В одном из черновиков Фромер даже отказывает им во времени. «У меня нет времени, чтобы создавать время», — шутил он.
Ад у «аукающих» — это теснота и скопление, а рай — пустота. В их «религии» отражены страхи перед бессмертием, как в нашей — перед смертью. Их терзает незыблемость бытия, как нас скука, но страх перемен им неведом. Впрочем, любое сравнение неуместно, Фромера смущал даже слабый отсвет нашего мира.
Иногда «ауканье» обращается на себя, с его помощью ощупывают себя изнутри, обнаруживая скопление таинственных существ. Так «аукающие» спят. Продукты их снов не исчезают вместе с пробуждением, а особым способом проявляются, пополняя группу «мелькающих». Их наблюдают, как вспыхнувшую молнию, пока они снова не исчезнут. Встреча с ними опасна, «мелькающие», как русалки, могут утащить за собой.
У «аукающих» они вызывают зависть. Умирая и воскресая, они прячутся, как страусы, избегая ударов судьбы. Существуя на зыбком пограничье, эти медиумы постигли запредельность, то, что находится по ту сторону «ау-пространства». Там они общаются с «призраками» — третьей группой фромеровской Вселенной. Существование последних иллюзорно: его оценивают лишь по следам, оставленным в «ау-пространстве». Пребывание на заднем плане Вселенной не мешает, однако, их влиянию. Они всегда на слуху, напоминая наших умерших, сцену которых — прошлое, неизменно переносят в настоящее. Или «призраков» навеяли Фромеру герои телеэкрана?
В заключение приведу его рисунки:
Фромеру приходится быть тяжеловесным. Он выдумывает ряд приёмов, превосходящих моё наивное закавычивание. Его текст также пестрит противоречиями. Он пишет, что тела обитателей его мира лишены протяжённости, и тут же говорит об их силуэтах и тенях. У него встречаются «выпуклые ямы» и «вогнутые горы», наполненные «сухой водой». А почему бы им не существовать? Схватывает же поэзия растопыренные крылья оксюморона.
