Исповедь монаха. Пять путей к счастью - [16]

Стали появляться один за другим все монахи, которые, оказывается, сидели на своих местах.

– По-твоему, это мы, революционеры и большевики – зло? А ну давайте этих паразитов на улицу и к стенке! – закричал комиссар.

Но когда большевики схватили монахов, то не могли их сдвинуть с места. Семеро не смогли поднять даже одного щуплого монаха. На улице собрались пожилые люди, и красные, рассвирепев, закрыли ворота храма снаружи и, обложив хворостом, подожгли.

Люди стенали и плакали, красные безуспешно пытались разогнать их. Когда все сгорело, а красные ушли, молитва продолжала звучать. Даже на следующий день, когда от дацана остались только тлеющие угли, были слышны молитвы. Многие узнавали голоса своих любимых монахов, плакали и прощались с ними. Многие бабушки, знавшие обряд наизусть, делали простирания в нужных местах и там, где подносили мандалу, вынимали кулечки с зерном и разбрасывали их по пеплу. В ту минуту, когда должен был закончиться молебен, стройный хор голосов монахов смолк. И по сей день они молчат, а на месте монастыря теперь пустырь.

Моя первая келья

Считается, что дом, построенный на пересечении трех старых дорог, не годится для жилья. В самом начале своего монашества я жил в таком доме. Там было трудно заснуть – все время что-то черное подходило и давило на грудь так, что становилось тяжело дышать. И не спишь, но и встать не можешь. Спать на спине было невозможно – так западали легкие, что я начинал задыхаться. Только начитывая охранные молитвы можно было выйти из этого состояния.

Когда я ходил зимними вечерами за дровами, то видел возле поленницы одиноко стоящую женщину. Сначала она пугала меня, но со временем я привык.

Мой друг прожил в том доме год, и никак не мог вылечить менингит. Когда он съехал, там поселился другой юноша, но вскоре у него началась сильная чесотка. Оба они были уверены, что это та женщина наделила их болезнями.

Теперь там никто не живет, и вам тоже не советую покупать подобный дом. Слишком много чертей и недобрых духов бродит по старым дорогам, и поселиться в таком доме – очень большой соблазн для них. В давние времена люди хорошо это знали, потому и не строили дома на пересечении трех дорог.

Гончок сум

Знаменитый Хамбо-лама, известный в России как Жамбал-Доржо Гомбоев, был выходцем из Агинского дацана. Во время войны он служил в чине капитана. Друзья прозвали его Гончогой, потому что он шел в атаку с криком: «Гончок сум!», что значит «три драгоценности». В буддизме нет бога, там почитаются три святыни: Будда, его учение и его община монахов.

Когда отряд попадал под артобстрел, то все начинали искать Гончогоя, которого считали своего рода талисманом. Его молитва «Гончок сум» спасала от немецких пуль и осколков. Где бы он ни был, все, кто находился рядом, оставались живы. Гончогой прошел всю войну от начала и до конца, никогда не пригибался под вражескими пулями и всегда смело шел в наступление. Многие его однополчане заметили это и старались держаться рядом. Гомбоев был награжден орденом Дружбы народов и Георгиевским крестом 2-й степени.

Балбар-лама и собака

Есть у бурятского народа свой лекарь тибетской медицины – Балбар-лама – да ещё какой лекарь! Всю жизнь он учился сложной науке врачевания. К тому же он буддийский монах – бикшу, или гелонг, – принявший 253 обета, в том числе и обет безбрачия.

Когда красные комиссары нагрянули в Сибирь с репрессиями и стали арестовывать, ссылать и расстреливать священнослужителей и просто несогласных с ними людей, пришлось Балбар-ламе податься в соседний Китай. Там он продолжал лечить людей и соблюдал свои обеты в строгости. Наступило время, когда и в Китае к власти пришли коммунисты, бежать стало некуда. Новая власть объявила все религии ложью, а их служителей – «врагами трудового народа». А все для того, чтобы простой народ верил в коммунистических вождей с той же силой и любовью, с которой раньше обращался к религии. Построил Балбар-лама себе отдельный дом и стал в нем жить, проводя время в молитвах. Чтобы не привлекать к себе внимания, алтарь он спрятал, а молитвы и без того знал наизусть.

Как-то пришли к нему китайские коммунисты и потребовали доказать, что он не исповедует «враждебную религию».

– Почему это ты живешь один? Ты продолжаешь соблюдать обет безбрачия? – с ухмылкой спросил китайский коммунист.

– Нет. Хотел жениться, да лицом, наверно, не вышел, ни одна местная девушка не хочет со мной жить, – отвечал Балбар-лама.

– Смотри, даем тебе срок – месяц, чтобы ты обзавелся семьей, иначе стоять тебе у стенки! – грозно предупредили его.

Задумался Балбар-лама. Принимая монашеский сан, он поклялся не обзаводиться семьей и впредь служить всем людям одинаково, а не только интересам своей семьи, как неизбежно приходится поступать отцу семейства. В раздумьях пошел он к своему родственнику, у которого было много детей.

– Скажи мне, брат! У тебя столько детворы, наверное, тяжело в это лютое время всех содержать?

– Да уж! Было у нас семьдесят коров, так всех коммунисты отобрали. Сказали, что живу богаче других, а беднякам есть нечего. А сами наверняка армии мою скотину скормили. Оставили нам самую негожую телку, а она даже молока не дает. Как я теперь детей кормить буду? Смотри, как отощали, одни глазища остались, – поделился брат.