Испорченная кровь - [131]

Таково было примерное содержание, таков был смысл выступлений на митинге, который начался в солнечное летнее воскресенье перед запертыми воротами Канальского парка. А рабочие тем временем все шли и шли к этому месту со всех сторон, не только с Жижкова и Виноград, но и из Вршовиц, с Ольшан и из Карлина. Люди из Крендельщицы, во главе с Пилатом, к которому присоединился его добрый приятель Карел Пецольд, хорошо знавший Пилата еще с тех пор, когда Пецольды жили в домике близ недобыловских конюшен, застряли в толчее между «Цыганкой» и короткой восточной стеной парка. Куда ни глянь, всюду море голов, алые языки флагов, раздуваемых теплым ветром. Неясные голоса ораторов доносились издалека и растворялись в протяжном непрерывном ропоте беспокойной, стесненной, все прибывавшей толпы. О том, что в запертом парке засела полиция, знали только те, кто пришел раньше и проник ближе к ограде — задние же ворчали на плохую организацию митинга, полагая, что не могут попасть в парк из-за беспорядка и толчеи у ворот.

— Этак мы проторчим тут до вечера, — сказал Пилат через плечо Пецольду, но того уже не было, он исчез в толпе и через минуту появился, неся на голове круглый ресторанный столик на железных ножках. Это была счастливая мысль, заслуживающая подражания; не слушая причитаний владельца «Цыганки», участники митинга в мгновенье ока растащили все столики. Пецольд приставил свой столик к ограде, влез на него и перескочил в парк. Тотчас из-за беседки, заросшей плющом, выскочил полицейский и со штыком наперевес устремился к нему. Пецольд увернулся, штык сломался, ударившись о стену. Пецольд вцепился в горло полицейскому, и оба покатились по земле, стиснув друг друга и кряхтя от натуги и ярости, но тут на помощь первому подбежал другой полицейский и остервенело начал рубить Пецольда по голове и спине.

— Убийцы! — заревел Пилат, перелезавший через ограду. Он спрыгнул и упал, обливаясь кровью, раненный в плечо. Тут рабочие неудержимой волной взяли штурмом ограду и с нескольких сторон устремились на полицейских, а те, непрерывными свистками призывая подкрепление, в беспорядке кинулись из ворот на улицу, прикладами пробиваясь к проходному дому напротив, чтобы выбраться в безопасное место. Одновременно отряд конной полиции, который патрулировал неподалеку на холме, близ трактира «Кравин», примчался на рысях и клином врезался в толпу около «Цыганки». Рубя саблями направо и налево, всадники теснили кричащую толпу бранившихся, отступающих демонстрантов.

Так начались события, которые вызвали тот гневный громоподобный рев, донесшийся до Крендельщицы, рев людей, возмущенных тем, что на требование человеческих прав им ответили только ударами прикладов и сабель, что в ответ на их желание быть полноправными гражданами полиция разгоняет их и избивает, как скотину. Атака конной полиции была так стремительна, что толпа под ударами сабель кинулась в сторону Жижкова, к Райскому саду. Люди бежали в диком смятении, и лишь некоторые изловчились схватить по дороге камень и швырнуть его в полицейских.

Но тут из Манесовой улицы за Канальским парком на конников ударила сбоку группа рабочих, вооруженных палками, а с Виноград, на шум схватки, уже бежала огромная трехтысячная толпа. Произошла стычка, очень скоро завершившаяся победой толпы — лошади шарахались, всадники падали, а тот, кто удержался в седле, пустился наутек в сторону Ольшан. Разъяренная толпа черным потоком хлынула за ними.

Участники митинга, разбежавшиеся по заросшим склонам холма над Райским садом, начали снова собираться, когда столб пламени и дыма с ужасающим гулом и треском взвился над крышами Крендельщицы к безоблачному небу, и жаркий восточный ветер, сгибая его, относил далеко в сторону тучи искр, горящие щепки и солому.

— Пожар, пожар! — кричали люди, высовываясь из окон; издалека слышался рожок пожарной команды. Крендельщица гудела и дымила, как раскаленная печь, улицу заволокло удушливым чадом, в котором люди метались суматошно, как муравьи, — тот с ведром воды, другой с топором и лопатой, в спешке хватая что попадалось под руку. Кучерское общежитие было все в огне, пылали склад кож, сараи, подводы, с сеновала вылетали охапки горящего сена, от конюшни валил дым, из ворот выносились осатаневшие кони, а те, которым не удалось прорваться к воротам, сорвавшись с привязи, топтались в панике, лезли друг на друга…

Посреди этой чудовищной неразберихи, между этими мечущимися огромными животными, полз на животе тяжело раненный человек — Недобыл; с его залитого кровью лица глядели безумные, вылезшие из орбит глаза.

7

Причина пожара в Крендельщице, — был ли то уголек, выпавший из печки, в которой возчики утром варили завтрак, или окурок, брошенный кем-либо из них перед уходом, — никогда не была установлена. И нам придется удовольствоваться фактом, что злополучная недобыловская «ярмарка» сгорела дотла, но пожарным удалось локализовать пожар, так что ни один из соседних домов не пострадал. Тяжело израненный и истоптанный копытами Недобыл, благодаря своей невероятной живучести, еще три дня боролся со смертью и пережил многолюдную демонстрацию, сопровождавшую похороны семи жертв воскресного побоища, первой из которых был Карел Пецольд. Громадная похоронная процессия почти час проходила под окнами Недобыла. Тысячи рабочих шли за простыми, дешевыми гробами павших героев, тысячи бойцов, полных решимости занять их место. А человек, умиравший в доме с чашами, хорошо знал, что на его место не придет никто и что дело его жизни погублено.