Испорченная кровь - [51]

сказанном. Он провёл щеткой по моим волосам в

последний раз и положил её на трюмо.

— Ты голодна?

Мне не хотелось есть, но я кивнула. Встала и

позволила ему проводить меня вниз.

Я ещё раз оглянулась на тумбочку и только после

этого последовала за доктором.

Люди лгут. Они используют других людей и

лгут им, постоянно скармливая чушь про свою

верность и про то, что они никогда не уйдут. Никто

не в состоянии выполнить такое обещание, потому

что наша жизнь напоминает времена года, а они

имеют обыкновение сменять друг друга. Ненавижу

перемены. Нельзя полагаться на времена года, можно

верить лишь в то, что они сменят друг друга. Но

прежде чем это произойдёт, и прежде чем получить

урок, чувствуешь себя хорошо благодаря глупым,

пустым обещаниям. Человек предпочитает верить

им, потому что ему это необходимо. И наступает

тёплое лето, красивое и безоблачное, и человек

чувствует только тепло. Нам свойственно верить в

постоянство, потому что люди, как правило,

появляются в нашей жизни, когда та хороша. Я

называла таких людей «слетающиеся на лето» и

подобных «слетающихся» в моей жизни было

предостаточно, чтобы усвоить, что когда прид ёт

зима,

они

покинут

меня.

Когда

жизнь

«замораживает» человека, а он дрожит и ищет

защиты под кучей слоёв одежды, стараясь выжить, то

остаётся один. Сначала даже не замечает. Слишком

холодно, чтобы можно было мыслить ясно. А потом

внезапно поднимает голову, и видит, что снег уже

начинает таять, и понимает, что зиму провёл в

одиночестве. Это своди ло меня с ума. И этого

достаточно, чтобы я начала избавляться от людей,

прежде чем они сами покинут меня. Вот что я

сделала с Ником. Это то, что я пыталась сделать с

Айзеком. Но он оказался исключением, и не ушёл. А

остался на всю зиму.

Времена года появляются из мешков: весна,

лето, осень и зима. В воображении я представляла

гигантские мешки, наполненные воздухом, цветом и

запахом. Когда один сезон подходи л к концу,

следующий за ним сезон вырывался из мешка и

разливался по всему миру, подавляя уставшего и

ослабевшего предшественника своей силой.

Зима закончилась. Весна вырвалась на волю и

помчалась вперёд,

овевая

Вашингтон

тёплым

воздухом и окрашивая деревья в ярко -розовый цвет.

Небо теперь ярко-голубое, а Айзек подрезал кусты

перед моим домом. За неделю до этого я шла к

входной двери, зацепилась за ветку и до крови

поранила руку. Айзек решил, что я с е б я режу. Я

заметила, как он внимательно изучал ранку. Когда

мужчина пришёл к выводу, что рана слишком кривая,

чтобы быть нанесённой ножом, то отправился на

поиски садовых ножниц в гараж. Обычно я нанимала

ландшафтную компанию, чтобы обустроить двор, но

сейчас подрезкой маленьких ёлочек занимался мой

доктор.

Я наблюдала за ним через окно, вздрагивая

каждый раз, когда мышцы его рук напряга лись и

ножницы отрезали очередную веточку. Если он

случайно отрежет себе палец, я буду ответственна за

это. Вокруг его теннисных туфлей валялись листья и

ветки. Мне никогда не было так жарко в Вашингтоне,

чтобы я обливалась потом, но Айзек весь взмок и

выглядел уставшим. Нельзя запретить Айзеку делать

что-нибудь. Он не послушает. Но зима закончилась, а

я устала быть его объектом заботы. Доктор прочно

обосновался в моём доме. На моём диване, в кухне,

возле живой изгороди. Воздух прогрелся и всё

изменилось. Ник часто говорил мне, что я дочь зимы,

седая прядь в моих волосах тому доказательство. Он

утверждал, что со сменой времени года, менялась и я.

Впервые я согласна с ним.

— Когда ты собираешься домой? — спросила я,

когда Айзек зашёл в дом. Он мыл руки в кухонной

раковине.

— Через пару минут.

— Нет, я имею в виду насовсем. Когда ты

собираешься уйти и не возвращаться?

Он не спеша вытирал руки и тянул время.

— Ты готова к тому, чтобы я ушёл?

Это взбесило меня. Он всегда отвечает

вопросом на вопрос. Я не ребёнок. Я сама могу

позаботиться о себе.

— Во-первых, я никогда не просила тебя быть

здесь.

— Нет, — он покачал головой. — Ты не

просила.

— Ну, тогда тебе пора уходить.

— Разве?

Айзек пошёл прямо на меня. Я напряглась, но в

самую последнюю секунду он обогнул меня слева и

прошёл мимо. Я закрыла глаза, чувствуя, как воздух,

который всколыхнулся от его движения, окутыва л

меня. В голове возникла странная мысль. Очень

странная: « Ты никогда снова не почувствуешь его

запах».

Я не из тех, для кого важны запахи. Обоняние

— моё самое не любимое чувство. Я не зажигала

ароматические свечи и не бродила у пекарни, вдыхая

запах свежего хлеба. Обоняние просто одно из

чувств, с которым я борюсь в своей белой комнате. Я

не пользуюсь им, мне плевать на запахи. Я жила в

белой комнате. Я жила в белой комнате. Я жила в

белой комнате. Но… понимала, что буду скучать по

его запаху. Айзек и есть обоняние. Это его чувство.