Исполнитель - [4]

Берия достает из стола красную коробку. Оглядывает всех.

Как член Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик я уполномочен за исключительный героизм, проявленный при исполнении воинского долга в особо тяжелых условиях окружения превосходящими силами противника, присвоить полковнику Нестерову Егору Ивановичу высшую награду Родины — звание Героя Советского Союза.

Берия вынимает из коробочки Золотую Звезду, подходит к Нестерову и прикрепляет награду ему на грудь.

Награда нашла героя! Долго она вас догоняла, от самой Вязьмы, с той осени сорок первого.

Кобулов и Момулов аплодируют. Берия, отступив на шаг, любуется звездой и тоже хлопает в ладоши.

Нестеров. Служу Советскому Союзу.

Ноги его подкашиваются, он теряет равновесие, делает неловкий шаг в сторону, Кобулов его подхватывает.

Берия. Ничего, ничего, он сам справится. От радости еще никто не умирал. Момулов!

М омулов исчезает и моментально возвращается с бутылкой коньяка и тремя фужерами на серебряном подносе. Берия сам разливает коньяк. Нестеров уже оправился.

Нестеров. Извините, товарищ маршал, разволновался.

Берия. Все понимаю. Разве герои не люди? (Поднимает бокал.) За справедливость! За высшую справедливость. (Все пригубили.) Ну, с кем приятней пить: с нами или с артистом в ЦДРИ?

Нестеров смеется.

А на Момулова, Егор Иванович, вы не сердитесь. Он, может, был с вами немножко жесток, зато к врагам он беспощаден. Когда весь его народ, к счастью очень небольшой, оказался предателем, он был один из немногих, кто нашел в себе силы перерезать пуповину узконационалистических интересов.

Кобулов. Товарищ маршал, разрешите обратиться к Герою Советского Союза?

Берия. Обращайтесь.

Кобулов (быстро разлив коньяк по фужерам). Егор Иванович, мы с вами уже столько раз называли друг друга на «ты» как враги — выпьем на «ты» как друзья!

Кобулов и Нестеров пьют на брудершафт.

Конец первой картины.

Интермедия первая

Свет гаснет. В темноте далекий раскат грома. Нарастающий шум дождя. На просцениум, накрытые одним плащом, выбегают две девушки. Одна из них — Анита — бережно прячет под плащом гитару. В руках у другой снятые с ног туфли.

Это Зоя.

Зоя. Ой, Анита, кошмар, у меня ресницы потекли.

Девушки забиваются в будку телефона-автомата.

Анита. У тебя есть сухой платок? Дай.

Зоя достает из сумки платок, Анита вытирает ей щеки.

Зоя. Тебе хорошо, вот ты такая яркая, а я, если не покрашусь, похожа на привидение.

Анита. Что ты на себя наговариваешь? Привидения мрачные, грустные, а ты у нас веселая и соблазнительная.

Зоя. Ты говоришь прямо как мой Богдыханчик. Ой, он уже, наверное, с ума сходит. Мы на целый час опаздываем.

Анита. Гитара намокла. (Платком вытирает гитару.)

Вот скажи, зачем я с тобой потащилась?

Зоя. Ну и сидела бы дома, как дура. Что у тебя за характер?

Анита. Нормальный, испанский. Мы, испанки, — домоседки.

Зоя. Да, домоседки? А чего вас тогда всегда на балконах рисуют?

Анита. Балкон — это тоже дом. Ведь у нас всегда тепло, не то что у вас.

Картина вторая

Комната в новой квартире Нестерова. Слева дверь на кухню, справа выход в прихожую, видна дверь с лестничной площадки. Большое окно, застекленная дверь на балкон. Окно и дверь открыты. Нестеров стоит на балконе, разглядывая улицу. Доносятся шумы улицы, автомобильные гудки.

Нестеров (облокотившись на подоконник, говорит в комнату). Значит, это вы мне вызов в Москву организовали?

Голос Кобулова(из кухни). Мы, конечно, служба ЛПБ.

Нестеров. ЛПБ — это что же такое? Политическая безопасность, а буква «эл» впереди?

Кобулов. Тут — все буквы впереди (Кобулов выходит из кухни, на нем хозяйственный фартук, рукава засучены), и «Л», и «П», и «Б» — Лаврентий Павлович Берия, — вот ты на какой теперь службе. Когда-нибудь я тебе расскажу, почему этот ЛПБ мне дороже родного отца. Где же девочки?

Нестеров. Это тебе лучше знать, твои знакомые.

Кобулов. Эх, лук забыл положить! (Уходит.)

Нестеров остается. Грохочет гром, шум дождя.

Нестеров. Никак не могу привыкнуть к этому генеральскому блиндажу. Из одесского полуподвала — в самый центр столицы!

Голос Кобулова. ЛПБ! (Страшный грохот посуды.)

Кобулов (выходит). Смотри, какую супницу разбил, идиот.

Нестеров. А посуда казенная?

Кобулов. Что ты заладил: казенная, казенная… Здесь все твое! А за супницу не беспокойся, я тебе такую подарю — настоящий Майсон, трофейный, из личной посуды Геринга.

Нестеров. Да ну, не надо Геринга…

Кобулов. Почему не надо? Он, конечно, людоед был, но в посуде понимал. Не отказывайся, Гоша, у меня их штук тридцать… А-а-а! Мясо горит! (Убегает.)

Нестеров. Никогда не думал, что архивная работа такая тяжелая. Первые ночи никак заснуть не мог. Глаза закрою — строчки бегут, бегут… Знаешь, Богдан Захарович, я не уверен, что смогу принести пользу в этом деле. За неделю работы всего несколько знакомых по фронту фамилий — и никаких противоречий в документации… Может, я чего-то недопонимаю, ведь я боевой офицер, непривычное это для меня занятие…

Кобулов. А старушка тебе хорошо помогает?

Нестеров. Вера Викентьевна? Очень хорошо помогает. И чай заваривает замечательный. Я после него прямо оживаю.

Кобулов.