Исполнение долга - [5]

Волоскова я на месте не застал. Попросил Григорьева представить меня личному составу батареи.

Люди собрались, а я не знаю, с чего начать разговор. Наконец решился.

— Товарищи, — говорю, — у меня нет опыта политической работы. Так что давайте вести ее сообща, помогать друг другу — вы мне, а я вам. При этом условии я уверен, что наша батарея станет лучшей в полку.

Огневым взводом здесь командовал мой товарищ по Киевской школе Сергей Король. Вечером попросил его:

— Объясни, дружище, в чем дело? На маневрах восьмая батарея действовала едва ли не лучше всех, а в другие дни от ее бойцов тесно на гарнизонной гауптвахте.

— Поживешь — узнаешь, — горестно усмехнулся он.

— Ты, Серега, не увиливай!

— А чего мне увиливать? Разве ты не слыхал о нашем комбате? Он же замордовал всех. Придирается к людям по пустякам, может и оскорбить. Вчера вон пришел ко мне на занятия, посидел, послушал, а потом говорит: «Если бы ты попу мямлил так „Отче наш“, он бы тебя выгнал». И так всегда. Доброго слова от него никто не слышал.

— Может, ты действительно мямлил? — поинтересовался я.

— Да пошел он к лешему. У него любой замямлит. Работать не хочется.

На следующий день у меня произошла встреча с Волосковым.

— Ты, что ли, батарею собирал? — сердито спросил он, не отвечая на мое приветствие.

— Да.

— Кто тебе позволил?

— А разве для этого требуется чье-то разрешение?

— Не чье-то, а только мое. Смотри, политрук, станешь своевольничать — худо будет.

Мне стоило больших усилий сдержать себя. Ответил ему спокойно:

— Командовать батареей я не собираюсь. Но задача у нас с вами одна — обучать и воспитывать бойцов. Эту задачу будем решать вместе.

— Посмотрим, — неопределенно буркнул Волосков и ушел.

Разговор этот оставил у меня в душе неприятный осадок. Поначалу решил: не сработаемся, сразу доложу об этом комиссару полка. Но очень не хотелось отступать, идти на попятную под натиском Волоскова. Попробовал как-то приноровиться к обстановке. В решение чисто артиллерийских вопросов старался не вмешиваться: видел, что специальность свою Волосков знает лучше меня. А вот там, где дело касалось воспитания личного состава, твердо стоял на своем: не позволял оскорблять людей, искажать дисциплинарную практику. Довольно часто между нами возникали жаркие споры — один на один. И чем дальше, тем все явственнее я улавливал у комбата нотки неудовлетворенности самим собой и своим положением. Однако до конца он раскрылся мне только в лагерях, когда мы жили в одной палатке.

Как-то вечером, после удачных батарейных стрельб, я похвально отозвался о его умении руководить огнем и откровенно позавидовал превосходным ответам Волоскова начальнику артиллерии округа А. К. Сивкову, когда тот поинтересовался теоретическими познаниями командира батареи.

— У вас, — говорю, — есть чему поучиться. Только никак не могу понять, почему вы такой злой к людям, неуравновешенный. Нельзя же так!

— Это верно, — согласился Волосков. — От меня и дома плачут…

Наступила довольно продолжительная пауза. Я не торопил моего собеседника, не приставал к нему с новыми расспросами. И правильно сделал. Вздохнув, он продолжал сам:

— Вот вы говорите, что у меня есть чему поучиться. А толк-то какой? Известно ли вам, что я с гражданской войны командую батареей. И воевал, кажется, не хуже других, но другие-то мои сослуживцы, даже те, кто был в моем подчинении, уже полками командуют. А мне и дивизион доверить боятся.

Он опять помолчал и неожиданно перешел на дружеское «ты»:

— Тебе спасибо. Помогаешь, чем можешь. И доносов не строчишь…

Как только выдался случай, я рассказал об этом разговоре комиссару полка. Тот обещал в свою очередь переговорить о Волоскове с Шабловским. Через некоторое время Волоскову предложили должность начальника штаба полка. Он принял это предложение охотно. А меня утвердили в должности командира и политрука 8-й батареи.

Однако недолго довелось мне командовать этой батареей. В середине апреля 1928 года последовал приказ о моем переводе на такую же должность в 108-й стрелковый полк нашей же дивизии.

— Почему переводят? — спрашиваю Шабловского. — Двух лет не прошло после выпуска из школы, а меня из батареи в батарею третий раз перебрасывают. Только к людям присмотришься, опять надо начинать все сначала.

Командир полка выслушал меня сочувственно. Сказал, что сам он возражал против нового моего назначения. Поблагодарил за службу:

— Взвод свой вы сделали образцовым. Восьмая батарея тоже пошла на поправку. А главное — Волоскову помогли, совсем другим человеком стал…

Через несколько дней я отбыл в Сретенск.

Новая батарея произвела на меня хорошее впечатление. Люди выглядели опрятно, имели отличную строевую выправку, на мои вопросы отвечали четко. В хорошем состоянии были лошади, в порядке материальная часть.

Несколько огорчила меня недостаточная натренированность личного состава для действий в горно-лесистой местности: медленно осуществлялось развертывание в боевой порядок, не выдерживались нормативные сроки перевода орудий с колес на вьюки и обратно. А ведь батарея- то была горной.

Однако за полмесяца усиленных тренировок это отставание удалось преодолеть. На состоявшихся вскоре учениях расчеты действовали слаженно, поставленные задачи решали быстро, даже перекрывая нормативы.