Исполинское радио - [18]

— Прощай, прощай! — крикнула миссис Хазерли тусклым, невыразительным голосом и поднесла руки ко рту — привычка, от которой она так и не могла избавиться, несмотря на то, что покойный приходил из-за этого в бешенство и готов был ударить ее.

Если подлинное горе является привилегией, то этой привилегией в полной мере обладали Маккензи. Они были раздавлены. Когда умерли родители Терезы, она была так мала, что об этом горе у нее не осталось сколько-нибудь отчетливых воспоминаний, а родители Виктора — кто бы они ни были — умерли несколько лет назад, то ли в Англии, то ли в Шотландии. И вот у могилы Хазерли оба, казалось, переживали какое-то давно копившееся горе; казалось, в этой могиле они хоронят больше, чем одного старика.

Дети мистера Хазерли не разговаривали с Терезой и Виктором. Маккензи даже не были упомянуты в завещании. Примерно через неделю после похорон правление избрало сына покойного мистера Хазерли президентом фирмы, и новый президент ознаменовал свое вступление тем, что прогнал Виктора. Из года в год ему ставили в пример этого трудолюбивого чужака, поэтому не удивительно, что он испытывал к Виктору глубочайшую неприязнь.

Виктор нашел другую работу, но былая близость с мистером Хазерли оказалась помехой в его деловой карьере. У старика было много врагов, и Виктор унаследовал их всех до единого. Он проработал немногим больше полугода и был вынужден уйти. Затем он нашел себе другую работу — временную, как он говорил себе, пока не подберет что-нибудь получше. Однако ничего не подвертывалось. Им пришлось отказаться от квартиры, нанятой для них еще мистером Хазерли, а мебель продать, и теперь они кочевали с места на место. Впрочем, нет смысла описывать все неприглядные комнаты, в которых они ютились, и рассказывать о различных работах, которые перепробовал Виктор. Попросту говоря, чете Маккензи пришлось туговато, и на некоторое время мы теряем их из виду.

Следующее действие происходит в предместье Питтсбурга, на благотворительном вечере в пользу американской скаутской организации для девочек. Гости пришли в смокингах. Устроители сняли для бала большое помещение Солсбери-холла в надежде, что люди из любопытства раскошелятся и станут покупать двадцатипятидолларовые билеты. Роль хозяйки на балу играет миссис Браунли, вдова стального магната. Дом принадлежит ей и тянется на полмили вдоль одной из гор Аллеганского хребта. Солсбери-холл — замок, вернее, несколько замков и особняков, собранных воедино. Тут есть и башня, и бойница, и подземелье, и ворюга — точное воспроизведение ворот в Шато-Гайяр. Камни и дерево для Большого дома, равно как и латы, украшающие его вестибюль, привезены сюда из-за океана. Хозяевам Солсбери-холла пришлось столкнуться с рядом неразрешимых проблем — непременных спутников всех построек подобного рода. Прикоснитесь к любой кольчуге в оружейной— и ваши пальцы будут в ржавчине, а копия фрески Мантеньи в бальной зале обезображена отвратительными пятнами сырости.

Вечер удался. Танцуют не меньше двухсот человек. Оркестр играет румбу. Среди гостей — Тереза и Виктор Маккензи. Тереза танцует. Волосы у нее светлые по-прежнему — или она стала краситься? — шея и руки великолепны, как всегда. От нее веет все той же печалью, хрупкостью. Виктора среди танцующих нет. Он в зимнем саду, где устроили буфет и торгуют разбавленным вином Он только что уплатил за четыре стакана и, обойдя танцующих в зале, проходит в оружейную, где любознательный гость останавливает его вопросом.

— Я сам интересовался этим делом, — любезно отвечает Виктор. — Это копия кольчуги, которая была заказана к коронации Филиппа Второго. Мистер Браунли привез ее из...

И Виктор шествует дальше, проходит еще с четверть мили через залы и гостиные, через весь Большой дом, и попадает наконец в маленькую гостиную, где сидит миссис Браунли со своими близкими друзьями.

— А вот Вик несет нам вино! —восклицает она.

Миссис Браунли — старая дама, общипанная и накрашенная, с волосами небывалого розового оттенка. На каждом пальце по нескольку колец, а руки—по самые локти в браслетах. На ней ее знаменитое бриллиантовое колье. Впрочем, все ее украшения знамениты, и почти у каждой драгоценности имеется особое название. Тут и тафирские изумруды, и рубины Бертолоти, и демидовский жемчуг. Решив, что лицезрение этой коллекции входит в стоимость билета, миссис Браунли ради скаутской организации американских девочек не пожалела украшений.

— Ну что, Вик, гости веселятся вовсю? — спрашивает она. — Еще бы им не веселиться! Мой дом славится радушием и гостеприимством столько же, сколько богатством художественных ценностей, собранных в нем. Садитесь, Вик, садитесь,— отдохните немного. Я не знаю, что бы я делала без вас и Терезы.

Но Виктору отдыхать некогда. Ему надо проводить лотерею. И он идет назад — через Большой дом, через венецианскую гостиную, через оружейную — в бальную залу. Он взбирается на стул, музыка играет туш.

— Леди и джентльмены! — кричит Виктор в рупор.— Леди и джентльмены! Позвольте завладеть вашим вниманием всего на несколько минут...

В лотерее разыгрывается ящик шотландского виски, ящик пшеничной водки, электромешалка и электрическая косилка. После лотереи — танцы, и Виктор выходит на террасу подышать воздухом. Мы идем вслед за ним и окликаем его: