Испол - [3]

— Их ведь просто так не кончают, механизаторов-то, — орал ему в ухо человек. — Их ведь, может, на село приходится по штуке. Если кончили, значит, за дело. А заводить дело — дело прокуратуры. Это ей решать, поделом или не поделом. Но по делу, без промедления. А Горбатов-то был мужик дельный. Редкой души был человек. Всего и делов.

Внимательно выслушав его, Проторин повернулся и стал слушать, что говорит староста. А тот громко читал бумагу. По бумаге, коллективному свидетельству происшедшего, выходило, что на Горбатова напало облако-кабан, ибо имело клыки как у вепря, горб и пятак. Горбатова оно застало в поле, где тот сеял рожь, находясь в состоянии умопомрачения от выпитого недавно метил какого-то спирта. Доплыв до поля, облако внезапно ринулось на сеятеля и пихнуло его рылом. Свидетели с удовлетворением отметили, что Горбатов не растерялся, а запустил полную горсть ржи в глаза чудовищу, отчего оно на миг ослепло. После чего потерпевший побежал по полю и был атакован вторично. Между первым и вторым нападениями прошло достаточно времени для того, чтобы потерпевший успел разбросать по полю все семена, и это сочли бы трудовым подвигом, коли на дворе была посевная. Напав вторично, зверь побил потерпевшего градинами размером с яйцо, — надо полагать, куриное. От полученных травм Горбатов В.В. скончался на месте.

Дочитав, Нездич сделал такое движение, словно снимал шапку. Точно такое же движение совершили все в толпе, истово, как крестное знамение, и тут стоящий неподалеку бородач с белыми слепыми глазами звучно произнес:

— Козел это был!

Поднялся страшный крик, но о чем, Проторин разобрать не мог. Беспомощно оглядывался он по сторонам, а в это время сосед его в кепке кричал что-то ожесточенное про козлов. Когда шум унялся, староста с высоты грозно обратился к старику:

— Как же ты углядел, что это козел, когда ты, Григорей, с детства незрячий, это каждому известно?

— Я его по запаху учуял, — настаивал Григорей.

Нездич беспомощно махнул рукой, и тут на ступени взбежал другой человек, которого Проторин заметил только теперь. Он не любил, когда интересы следствия пересекались с интересами деловых или политических кругов, но тут, кажется, поделать с этим ничего было нельзя, ибо на ступенях стоял сам Нольде, командор Ордена механизаторов. Сухощавый, подпоясанный мечом, в красном плаще, положенном ему по званию, Нольде славился своей неуступчивостью, вечными перепалками с профсоюзами и тем, что никогда в жизни не состоял ни в одной партии.

Командор оглядел толпу и негромко спросил:

— Механизаторы есть?

Каждый смотрел на каждого, пока не дошло до проторинского соседа, все кричавшего про братство механизаторов. Сейчас он, вроде, забыл свои громкие слова и старался выглядеть понезаметнее. Со своих ступеней Нольде высмотрел его в толпе и обратился к нему почти ласково:

— Щиров, тебе говорю — подойди!

Этот мягкий, но настойчивый призыв не подействовал: Щиров оставался на месте, переминаясь с ноги на ногу.

— Щиров! — позвал Нольде сурово.

— Не в Ордене я, Сергей Людвигович, — выдавил из себя Щиров. — Я теперь это самое… на вольных хлебах.

— То Ордену известно, — строго молвил командор. — Ты оставил свое село, бросил свой трактор. Но меч-то при тебе, Щиров? Меч свой ты не бросил?

Щиров замотал головой, из глаз его полились слезы.

— Пропил он его! — наперебой заговорили вокруг. — Как есть вместе с ножнами!

— Что же ты, Щиров… — с укоризной произнес Нольде. — И меч пропил. А трактор-то один сейчас, тоскует без тебя, стонет под чужой рукой.

Этих слов было достаточно, чтобы Щиров в голос зарыдал. Со всех сторон потянулись к нему руки, принялись поглаживать, похлопывать его по плечам, послышались голоса: «Ничего, Серега, сдюжишь!», «Не унывай, землячок!», «Да что меч, другое-то небось не пропил!»

— Щиров! — раздался над толпой голос командора Нольде. — Подойди ко мне, блудный брат!

Щиров оглянулся, встретил ободряющие взгляды и стал несмело пробираться к ступеням, пока не очутился лицом к лицу с Нольде. А тот величественным жестом отцепил свой меч и опоясал им Щирова. Потом повернулся к толпе.

— Се ваш новый механизатор! — провозгласил он, и его слова потонули в радостном крике. Счастливый, заплаканный, стоял механизатор Щиров на ступенях, положив руку на эфес своего меча.

Когда мужики разошлись, Проторин зашел к старосте. Контора располагалась под самой крышей старостиного дома, подниматься по узкой лестничке было трудно и долго, точно на колокольню, зато сверху открывался прекрасный вид на окрестности, ведь дом Нездича был второй по высоте в Исполе после церкви. Ступени оглушительно скрипели, на каждом повороте в стене открывалось узкое оконце, пропускающее сноп яркого пыльного света, от подъема болели колени. Тут, на лестнице, Проторин и столкнулся со старостой.

— А, Михал Николаич! — прогудел Нездич, неодобрительно глядя на Проторина сверху вниз. — Что, в контору поднимаешься? А я как раз обедать шел.

— Поговорить нужно, Авила Данилыч, — сказал Проторин.

— Ну, пойдем, — без охоты сказал староста, повернулся, и они стали подниматься по скрипучим ступеням, пока не дошли до сводчатой дверцы. Нездич отпер ее, они вошли в небольшую беленую комнатку с единственным окном. Вид из него на раскинувшиеся поля и дальние леса был и вправду чудесный, но смотреть на него приходилось нагнувшись, потому что окно оказалось как раз вровень с полом. У дальней стены стоял заваленный желтыми листами стол, рядом громоздился тяжелый сейф, по стенам висели червеобразные графики разных посевных и уборочных. Пахло сапогами.