Испанский сон - [398]

— Пожалуйста, — пожал плечами Виктор Петрович. — Отказывайтесь. Разве я чем-то вам угрожаю?

— Плохой разговор, — сказал Филипп. — Как-то раз, давно, мы проходили нечто подобное. Была одно время такая манера… у них.

Гость покачал головой и холодно заметил:

— Как бы вам не обхитрить самих себя.

— А первый вопрос? — спросил Вальд.

— Э-э…

— Про уровень.

— Да, да. — Гость улыбнулся. — Вы хотите гарантий… Но чьих? Ингосстраха? Действующего правительства, за которое следующее не ответит? Я понимаю, что такое предпринимательская осторожность; но ведь существует и такое понятие, как предпринимательский риск. Когда вкладываешься в обыкновенные акции — а на другие мы не подписываем — всегда рискуешь потерять.

Виктор Петрович допил напиток из своей стопки и с неудовольствием посмотрел в нее, как бы удивляясь, почему теперь она пуста.

— Мы можем подумать? — спросил Филипп.

— Пожалуйста, — сказал Виктор Петрович.

— Сколько времени?

— Сколько угодно. Только вот…

— Обычно когда звучит такое «только вот», — заметил Вальд, — после него как раз идет самое главное. Знаешь — лейтенант Коломбо: «я совсем забыл»?

Гость опять коротко хохотнул.

— В данном случае я не Коломбо; дело в том, что вы действительно получили очень выгодное предложение. Мало таких, как вы — я уже говорил вам, Филипп Эдуардович. — Он поднял руку, как бы вежливо извиняясь за то, что воздержится называть Филиппа «Филипп». — Потому я и веду с вами этот очень терпеливый, очень бережный разговор. Как лично, так и официально я отношусь к вашей позиции с пониманием — хотя бы потому, что это слишком неожиданно в таком вот максималистском ключе… да и плохие вы были бы предприниматели, если б сразу же согласились. А добавить я хотел вот что… только вот что, — со слабой улыбкой поправился он. — Срок подписки на акции ограничен. Поэтому, если вы будете думать слишком долго…

Он замолчал и развел руками.

— Можно получить ориентир? — спросил Филипп.

— Нет.

— Черт возьми, Виктор Петрович…

— Но я и сам не знаю, — сказал гость, как бы оправдываясь. — Слишком много факторов. Вплоть до того, что акции могут просто раскупить. — Он встал. — Когда будете думать, на вашем месте я бы не исключил такой возможности.

— Мелкий, шкурный вопрос, — сказал Вальд. — Пока мы думаем — мы можем не беспокоиться насчет пленки?

Виктор Петрович расхохотался.

— Мужики, — сказал он, закончив это дело, — с вас, ей-Богу, угоришь. Какая пленка? Мы говорили о серьезных вещах, а вы — пленка. Дай-ка, — протянул он руку в направлении дверцы ампир.

Вальд, не вполне его понимая, вынул из аппарата кассету и протянул ему. Виктор Петрович бросил ее на толстый ковер и припечатал сверху каблуком как следует.

— Вот и все.

— Жаль, — сказал Вальд. — Я бы сохранил на память.

— Не советовал бы, — покачал гость головой. — Вдруг мы все-таки станем компаньонами? Нам в нашей новой дирекции такие… э-э… кадры не нужны.

— Но это же фальшивка, — сказал Вальд.

— Да, — ухмыльнулся Виктор Петрович. — Ну и что?

Глава XLIII

Торжественное собрание. — О протоколе. — Единый порыв. — Об

итогах работы комиссии. — Разное. — В круге соратников. — Планы

на будущее. — Конспирация. — Что делать? — За границу. — Власть

и текущий момент

Круглый, очень глубоко расположенный зал, в котором некогда испытывали Марину, был подготовлен для торжественной церемонии. Не менее сотни стульев было расставлено в виде подковы, таким образом, что центр был свободен и вместе с тем с любого места открывался обзор возвышения. Над возвышением красовался имперский герб — в точности такой же, какой висел на стене в кабинете князя Георгия, а может, и вообще тот же самый.

В зале ярко пылал полный свет, отчего он совсем перестал выглядеть мрачным. Собирались верховные чины Ордена; все вокруг постепенно заполнялось голубым атласом, будто само небо — летнее, безоблачное — снизошло под землю в этот зал. Многих из присутствующих Марина видела впервые, и ее сердце, было екнувшее при входе в дверь с железным кольцом, не могло нарадоваться зримой мощи организации и предстоящему торжеству.

Офицеры собирались, обменивались рукопожатиями и мелкими новостями и, получая явное удовольствие от торжественной обстановки, рассаживались по отведенным для них местам. Наконец, прозвенел звонок, как в театре, и все стулья оказались заняты. Офицеры высшего ранга занимали внутренний, самый почетный ряд подковы. Этот ряд был значительно короче других, но не в силу естественной геометрии, а потому, что чинов высшего ранга было значительно меньше, чем любого иного. Марина, разумеется тоже в голубой мантии, гордо занимала место именно этого ряда — правда, с самого краешку, будучи последней из всех посвященных в высший ранг.

Конечно, думала она, как единственной даме из всего почтенного общества, уж могли бы в порядке исключения предложить ей местечко в середине. Небось испанцы, знающие в таких делах толк, не допустили бы столь явного промаха; но что с наших взять! Ладно, подумала она, незаметно вздохнув; покамест потерпим засилье военных; но уж как его высочество (забегая вперед, она уже в мыслях называла его так) сделается величеством, тогда и посмотрим, кто будет сидеть на краю, а кто в середине.