Испанский сон - [143]

А денежки-то привык получать. Тут — новая халтура: спасать пострадавших от триппера. Приятель-практик сгорел, проглядел какую-то флору… у мужа закапало, он жене п--дюлей, она на анализ… раскололась, короче, навела — со злобы или как… в общем, ребра парню переломали и пригрозили, что если еще его там увидят… Ну, а клиентура-то мучается, названивает. Вот он мне ее и отдал. За ящик андроповки, в рассрочку. Вместе с кабинетиком подпольным на лодочной станции, да еще с надежной старушкой-лаборантом впридачу.

Это уже к вульвам поближе. С мужиков деньги беру… ну, когда и выпивкой… а бабам — если за них мужик не платит, конечно — на выбор: или деньги давай, или вульву, по мере введения в строй. Постепенно разборчивым стал: одна вульва, к примеру, внешне красивая, внутри удобная и пахнет хорошо, а другая, по мне, так бы лучше и оставалась самое большее приютом для мандавошек. Как-то пришла одна… стеснительная такая… выделения, говорит… ромашкой пробовала, не помогает… спасите… Что ж, говорю, посмотрим, снимай трусы. Она — а нельзя ли, мол, мне самой как-нибудь пальчиком на стекляшку? Да ты что, говорю, родная, это тебе не анализ мочи… нужно ткани смотреть… и вообще… Делать нечего, снимает она свои кружевные трусики — и вижу я, что передо мной не просто вульва-красавица, а такая вульва, что и слов-то нет описать. Всем вульвам вульва… мечта поэта, одним словом. «Да, — шепчу, — да… Вот это номер». Даже и забыл, зачем она трусы-то сняла, стою себе и смотрю, как громом пораженный. Тут она забеспокоилась. «Что-то серьезное?» — спрашивает. «Серьезнее некуда, — говорю. — Начало большого процесса». Она — в слезы. Я — ее утешать… не ссы, говорю, раньше времени… дай специалисту подумать… может, еще поезд не ушел… Стал я по ней всяко лазить, по моей лапочке… она уж как мышка лежит, тихо-тихо… хлюпает только носом, думает, небось, не повеситься ли… а может, какого-нибудь фраера проклинает… точно, смотрю, есть какая-то ерунда.

Тогда я руки вымыл и говорю: «Ваше счастье, уважаемая больная, что вы обратились за квалифицированной помощью вовремя. Еще б пару недель вам так походить — никакой бы профессор Фрейд здесь уже не помог, точно вам говорю, только бы и осталось что резекция шейки матки, а это сами понимаете». Она от ужаса даже всхлипывать перестала. «Так что, — лепечет еле слышно, — вы спасете меня, или как?»

Тут стук в дверь. «Одевайтесь, — говорю, — я должен подумать». А сам смотрю в окошко — рядом с дверью окошечко занавешенное — кого еще черт принес. Глядь, вроде цветы. Такое тоже иногда бывало, на клиентских радостях, бабских конечно. Вот кстати, думаю. Сделал я этой цыпочке знак — спрячься, мол, за ширму — и дверь открыл. Заходит недавняя пациентка, официанточка — простой случай — и говорит: «Здравствуй, Васек, милый ты мой избавитель, хоть за меня тебе и заплачено — и очень даже недурно — но то расчеты мужские, а от меня тебе свое отдельное женское спасибо». Поцеловала меня взасос, вручила цветы, а потом говорит: «Хочешь больше — заезжай за мной на работу. В любой вечер, только позвони перед тем, а то я день через день, да иногда бываю и обещана. Заезжай — не пожалеешь!» И пошла себе.

Ну, как я к той съездил, это неинтересно… влагалище все раздолбанное, сопливое чересчур… вдобавок, спину мне повредила, сука — с такими-то ногтищами страсть изображать! — конечно, съездил по морде, чтоб умерилась… а она, оказывается, еще и мазохистка… Тьфу! Вся-то польза от нее, что мою цыпочку, мечту поэта, навела на правильные мысли, пример ей подала. Да и я повел себя правильно — вызываю ее из-за ширмы и говорю: «Знаете, уважаемая, я бы с радостью, но ваш случай серьезный, дело подсудное, рисковать своей карьерой не хочу и свободой тем более, так что мой вам совет — идите-ка вы в венерологический диспансер по месту жительства, и чем скорее, тем лучше».

Она — опять в слезы. «А если вы… а если все-таки…» Я сигарету закурил, вроде нервничаю, сомневаюсь. «Хорошее слово если, — говорю. — А если ты, милая, меня ни за что продашь? Скажи, откуда мне быть уверенным в твоей надежности и преданности?»

«Да я, — кричит, — что угодно… Хоть…»

Я хихикнул и говорю:

«Звучит соблазнительно».

Тут она хвост распустила, стрельнула глазками — ах, какая цыпа! «Почему же только звучит… Попробуешь — не пожалеешь… — И тут же поправилась: — Как буду в порядке, конечно».

«Ладно, — говорю, — убедила. Гони полтинник на препараты, а то, что сказала, пойдет за лечение».

«Не пожалеешь», — повторила она.

И началась для меня потеха. Ну, взял я у нее мазок… там уж не помню что… гарднерелла, что ли… таблетки, значит, она пьет, а я ей каждый вечер в жопу водичку дистиллированную, да самой толстой иглой. На десятый день говорю: все, подруга, пришла пора для первой провокации. Тащи, говорю, выпивки побольше и готовься трахаться всю ночь. «А сколько всего провокаций?» — «Пока не знаю, — говорю, — это зависит от анализа. Три — самое малое, а там будет видно».

Ох, скажу я тебе, как ее вульва мне впору пришлась! Лишний раз убедился я, что у меня глаз на вульву наметан. Уж она-то свое обещание выполнила, не то что та п--да из ресторана. Но и я ей понравился. Повезло, говорит, мне с врачом. Одно удовольствие у такого лечиться! Уколы вот только болючие. Ну, я ее пожалел, мечту поэта. Если анализ будет отрицательный, говорю, другое будем колоть, полегче. И сдержал слово, на новокаин перешел.