Испанский сон - [142]

Марина встала, заперла дверь, подсела к Этому и расстегнула его штаны. Он вздрогнул и обмер. Она проникла сквозь его одежды, нащупала Царя и слегка сжала Его в своей ладони. Царь был забитый, жалкий, испуганный.

Он нерешительно коснулся ее запястья. Пополз пальцами вверх, к локтю. Потянулся к ней обеими руками.

— Этого не надо, — строго сказала она.

Он отдернул свою руку и кивнул, как маленький мальчик, в то время как ее рука оставалась где была.

— Продолжай.

— Что продолжать?

— Продолжай рассказывать.

— Я… так не могу…

— Можешь.

— Да… могу…

— Запомни, — внушительно сказала она, — с тобой ничего не произошло сегодня. Ничего страшного, ничего особенного. Просто ты узнал кое-что новенькое. Чего раньше не знал. Твой… — она запнулась, — твой пенис в полном порядке. Вот смотри…

Она вызвала змея — запросто, шутя, как сотни раз с Отцом и с Корнеем.

— Да. — Этот задышал тяжело.

— А теперь…

Она прогнала змея прочь.

— Ты не минетчица. — Он посмотрел на нее со смесью восхищения и страха. — С ума сойти… Как это у тебя получается?

— Читай Фрейда, дружок.

— У него ничего такого…

— Ну, я пошутила. Будешь рассказывать?

— Как скажешь.

— Скажу: да.

— Тогда слушай.

Второй рассказ медбрата

В общем, расстался я с девочкой Олей, любовью своей, и настала черная полоса моей жизни. Сны и так-то были те еще, а когда поллюции начались… просто Боже упаси… Возникла ненависть к людям, а к бабам в особенности. Всю школу проонанировал, до последнего года… слушал рассказы других, а потом шел домой, да побыстрее, чтобы не растерять фантазий — и на диван… Потом выйду на улицу, иду и смотрю на женщин, презрительно так, и воображаю, какая п--да у какой.

Таким-то образом, классе в седьмом, лишился невинности. Одна как-то раз этот мой взгляд выловила и угадала. Ей, видно, уж слишком было невтерпеж, она прекрасно видела, что я просто озабоченный подросток, ни больше ни меньше, и ни денег у меня, ни сексуального опыта. Богодулка какая-то. Еще не до конца спившаяся, но почти. «Тебя как зовут, парень?» — спрашивает. Я говорю: «Вася». — «Пошли, — говорит, — Вася, выпьем». Ну, и пошли.

Я помню тот акт. У меня от него осталось двойное чувство. С одной стороны, она была противная, грязная ужасно, воняла вся, и это как бы обламывало. С другой стороны, она была настоящая, не то что мои фантазии на диване, и это возбуждало ужасно. Так я и ушел от нее, непонятно — довольный, нет… Больше не виделись.

После того стал я циником, поручиком Ржевским. Всех школьных давалок вычислил, по углам перещупал, трахнул по разу всех, кто дал, а остальных довообразил по чужим туалетным рассказам… Постепенно то ли кончились бабы, то ли тоже рассказали друг дружке про меня — в общем, давать перестали, даже те, к кому я по второму разу подкатывался. Видно, чуяли, что мне лишь бы только всунуть и высунуть. Нежностей, наверно, каких-то хотели… Только с Олей с одной у меня и была гармония в нежностях, а каких от меня нежностей ждали те старшеклассные, этого я не знал, да и знать не хотел. Ну, и прочих достоинств у меня не было — рожей вышел как-то не очень чтобы… спортом не занимался, на гитаре играть не умел…

Однако, к писькам тянуло все больше и больше. Трагедия моя, Мариша, в том, что я бабский ваш орган страшно люблю. Жить без него не могу! Как я это окончательно понял, так сразу мне и стало ясно, кем быть. Тем более, что время шло и уже пора мне было определяться.

Задумал я стать гинекологом. Чтоб опять — как в бане. Я один, со своей пиписькой, а вокруг куча голых баб… да даже не баб, а одних вульв, то есть как раз того, чего я люблю больше всего на свете.

В мединститут конкурс сама знаешь какой. Преимущество — фельдшерам и прочим со средним специальным. Мне до отличника далеко… значит, в училище. Да и хорошо, думаю; раньше начнется практика клиническая, то есть те же вульвы… если, конечно, повезет.

Правда, первые пару лет везло не слишком. Ну, училищных марух перетрахал, какие дали… А в клинике — нет, не везло. В морге вот дежурил… даже работал недолго, денежки зарабатывал… Кстати, трупы, скажу я тебе, тоже попадаются всякие. Смотрю иногда на юный труп и думаю — где ты, девочка Оля? Да… Но некрофилом не стал. А вот алкоголиком… Ну, алкоголиком как таковым не стал, но пить начал конкретно. Да иначе там и нельзя. Знаешь, почему в моргах пьют? Думаешь, может, от холода? Нет. Оттого, что противно? Тоже нет. Да очень просто: потому что несут и плачут, несут и плачут. А если без конца несут и плачут, хочешь не хочешь, а запьешь.

Короче, стал я перед уроками по чуть-чуть, и сразу легче стало учиться. В смысле психологии, а не успеваемости. Я ведь шел-то в училище с мечтой о вульве, а вместо этого… да ты сама знаешь — кровища, гнойники… Сколько раз блевал прямо на лабораторный образец. А стал выпивать — сразу полегчало. Хоть тебе фасциальный разрез, хоть каловые массы — других мутит, а мне хоть бы что.

Но успеваемость упала. Вначале времени стало нехватать… потом пару раз допустил лишнее в смысле количества… Вызвали меня и предупредили. Сказали — будешь так продолжать, хрен тебе, а не вульвы. Я — человек покладистый… в тот же день в морге только меня и видели.