Испанский смычок - [147]

— Вы шутите? Туризм, торговля — это чрезвычайно важно. Уже появился новый херес, названный в честь одного из генералов. Подождите-ка, я вам кое-что покажу.

Молодой чиновник достал стопку брошюр, еще издававших запах типографской краски. «Посетите Дороги Войны!» — призывала надпись на обложке, под фотомонтажом живописных районов оккупированного северного побережья. «Дорога номер три на Мадрид, — хвасталась брошюра, — будет открыта для движения к I июля 1938 года».

— Открыта к тридцать восьмому году, — вслух прочитал Аль-Серрас. — Тогда ему лучше отправиться прямо туда. Зачем тратить время на пианиста?

Улыбка исчезла с лица молодого человека. Аль-Серрас снова заиграл и снова был остановлен помощником:

— Здесь чувствуется баскский привкус. Вы знаете, что генерал Мола довольно долго возился с басками? Нет, не весь пассаж, всего несколько тактов. Но это, несомненно, баскские мотивы.

— Да вы настоящий музыковед, — холодно прокомментировал Аль-Серрас.

Франко прибыл в сопровождении двух офицеров с опозданием на час. Обошлись без взаимных представлений. Генерал сел, не сняв солнцезащитных очков, и предложил Аль-Серрасу начинать.

Пианист поднял над клавиатурой свои широкие кисти, картинно взмахнул ими и… вновь опустил на колени. Левой ногой он отбивал такт. Так прошла минута.

В конце концов Франко не выдержал.

— Что это с ним? — обратился он к сидящему слева офицеру.

— Он известный пианист. И сам вызвался сочинить что-нибудь лично для вас.

— И что вы сочинили? — повернулся к Аль-Серрасу Франко.

— Подождите, — отозвался тот. — Сейчас будет другая часть. Правильная. — Аль-Серрас сыграл тему — ту, что помощник не раскритиковал, и снова снял кисти с клавиатуры.

— Этот человек над нами издевается, — сказал офицер, стоявший справа от Франко.

Франко снял солнцезащитные очки.

— Как его зовут?

Аль-Серрас перестал отстукивать ногой такт и посмотрел на генерала:

— Сеньор, на меня произвело неизгладимое впечатление, что вы обратились непосредственно ко мне. Я уже получил назначение на пост президента института.

— Назовите мне имя этого человека. — Франко кипел от злости. — И дайте мне его личное дело. Я хочу знать, кто его рекомендовал.

Пот, градом катившийся по лицу помощника, свидетельствовал, что личное дело не понадобится.

Аль-Серрас скрестил руки на груди.

— Странно, что вы не знаете, как меня зовут. Я стал знаменитым задолго до вашего рождения. И надеюсь оставаться знаменитым еще долго после вашего исчезновения.

Франко, переговаривавшийся с сопровождающими офицерами, не расслышал этих слов.

— В самом деле, — продолжал Аль-Серрас, — взгляните на среднюю продолжительность пребывания у власти премьер-министра или президента, даже диктатора или монарха. Она очень невелика. Подсчитайте, сколько правительств сменилось у нас с 1898 года…

— Кто-то рекомендовал этого шута, — прервал его Франко, — и я желаю знать, кто именно. Немедленно.

Помощник с преувеличенным вниманием посмотрел на лицо Аль-Серраса и вдруг истерически захохотал:

— Я его узнал! Это настройщик роялей! Кто притащил его сюда? Какую ужасную шутку с нами сыграли! — Он начал дергать Аль-Серраса за рукав пиджака, пытаясь оттащить его от рояля.

Офицеры, стоявшие рядом с Франко, пожали плечами. Раздраженный Франко снова водрузил очки на лицо. Он провел большую часть своей жизни в военных академиях и солдатских казармах и привык к глупым розыгрышам.

— Я разберусь в этом, — кричал помощник, выталкивая Аль-Серраса за дверь. И громче, чем нужно, завопил: — Пошел вон отсюда! Если тебе встретится маэстро Хусто Аль-Серрас, скажи ему, что мы все еще ждем его! Что он непозволительно опаздывает!

— Можете себе представить? — Аль-Серрас шумно рассмеялся, наполняя бокал вином. — Аль-Серрас — настройщик роялей! Это звучит даже более невероятно, чем Аль-Серрас — фашистский композитор! Ну разве не забавно?

Пикассо аплодировал рассказу. Ни тот ни другой не обратили внимания на мое молчание.

— И тем не менее, — добавил Аль-Серрас, став вдруг серьезным, — Франко оказал мне огромную услугу. Поняв, что некоторые из моих миниатюр для фортепиано могут его оскорбить, я вдруг осознал, что они имеют большую, чем я предполагал, ценность. Получается, что не только высокое искусство способно наносить удары врагам. Все эти годы я думал, что Испании нужны только симфонии. Может быть, этот демагог поможет нам понять, что даже скромное творчество обладает подрывной мощью?

Он снова посмотрел на меня, ожидая моей реакции, но я по-прежнему чувствовал себя слишком раздраженным, чтобы вступать с ним в беседу.

— Ваша история с Франко и мне напомнила кое о чем, — сказал Пикассо. Из кучи бумаг у стены он вытащил пачку гравюр. На них были карикатуры: человек, сидящий верхом на старой кляче, под ним — улыбающееся солнце, каким его рисуют трехлетние дети. Это был Франко, изображенный в виде Дон Кихота — в полосатых доспехах, размахивающий мечом. Деформированная голова напоминала фаллос. На другой карикатуре он был представлен в дамской кружевной мантилье, с короной на голове. Пикассо прочитал нам стихи собственного сочинения, написанные в качестве комментария к гравюрам: бессвязный, бессмысленный поток образов и метафор — какие-то анчоусы, саваны, сосиски и даже «сигнальная ракета с лилиями». Стихи не произвели на меня впечатления, чего не скажешь о карикатурах.