Испанский любовник - [7]

– Я так… так счастлив!

– Тебе-то, конечно, хорошо, – буркнула Барбара.

Уильям отвернулся от окна и снова подошел к кровати. Он посмотрел на Барбару. Она была дочерью директора школы, в которой он работал, а теперь вот стала еще и его женой. Он сам не очень хорошо понимал, как это произошло и как он к этому относится, но, глядя на лежащую на атласном одеяле Барбару – без обуви, в теплом джемпере и осенней юбке, – он знал, что благодарен ей и любит ее именно за то, что она беременна. Ему вдруг захотелось положить руку на ее плоский еще живот, но он удержался. Ведь то был только 1952 год, и Новый Мужчина, играющий активную роль во время беременности жены и при родах, оставался пока достоянием будущего. Вместо этого Уильям поцеловал Барбару в лоб.

– У тебя будет все, что ты захочешь. Все, чтобы облегчить тебе жизнь. Пойду сделаю тебе чаю.

Он спустился вниз, на кухню, хлюпая носом, потому что на глаза у него, похоже, опять наворачивались слезы. Кухня, выкрашенная в кремовые тона и очень чистая, являла собой образец порядка и уюта: все на своем месте, ничего жирного, липкого, грязного, даже ни одной мухи на фоне безупречно чистых окон. Он набрал в чайник воды из-под крана, зажег газ и поставил чайник на кружок сине-оранжевого пламени.

„Близнецы", – повторил про себя Уильям. Сам фант огромного счастья ожидаемого появления двойни поверг его в смятение. Чем он это заслужил? Что он вообще когда-нибудь делал, чтобы заслужить что-то, кроме того, что слепо подчинялся какой-то неведомой силе, которая вела его по жизни? Он был слишком молод для участия в войне и узнал о ее истинной жестокой природе лишь от товарищей, с которыми вместе учился в университете и чье образование было прервано ею на шесть лет. Тогда он чувствовал себя униженным. Сейчас этого чувства не было.

– Мне двадцать пять, – сказал Уильям, обращаясь к пустой кухне. – Мне двадцать пять, и, вскоре после того как мне исполнится двадцать шесть, я стану отцом близнецов.

Он сделал паузу и расправил плечи, как будто зазвучал государственный гимн.

Барбаре не хотелось называть свой возраст в родильном доме в Бате, куда ее привезли рожать. Она не хотела, чтобы медсестры знали, что Уильям младше нее, и к тому же она была убеждена, что в тридцать лет рожать в первый раз уже поздно, очень поздно. Так что она просто смотрела на них, когда спросили, сколько ей лет, но в конце концов была вынуждена молча написать точный возраст, предостерегая их уничтожающим взглядом от прочтения его вслух.

Близнецы появлялись на свет медленно и болезненно для роженицы. Уильям, вошедший к ней в палату на цыпочках с букетом лилий в руне, был поражен при виде изможденного, без кровинки, лица Барбары.

– Я так рад, что это девочки, – шепотом сказал он, поцеловав руку жены. Она притянула его к себе другой, свободной.

– Не заставляй меня больше это делать.

– Но…

– Никогда в жизни. Ты не понимаешь, ты не можешь знать… Я думала, это никогда не кончится.

– Конечно же, дорогая, – проговорил Уильям. Ему ужасно хотелось пойти заглянуть в две невзрачные больничные колыбельки, стоявшие в ногах Барбары, но она все не отпускала его. Если она больше не хочет иметь детей, значит ли это, что она больше никогда не позволит ему?.. „Господи! – одернул себя Уильям и проглотил слюну. – Я не должен думать об этом в такую минуту. Это ужасно эгоистично. Бедная Барбара абсолютно истощена, и она права, говоря, что от этого хорошо только мне".

– Это все хорошо только для тебя. Я же даже думать об этом больше не могу.

– Нет, конечно, нет. Ничего этого не будет, – поторопился успокоить ее Уильям.

Она немного ослабила хватку и заговорила уже более спокойным голосом:

– Красивые цветы. Мама прислала ужасные. Посмотри, вон там. Хризантемы, как на похороны. Интересно, и где это она смогла найти их в мае?

– Я хочу посмотреть на девочек, – сказал Уильям. Барбара заметила:

– Они выглядят очень умненькими. К счастью.

Уильяму они сразу показались хрупкими, прекрасными и до боли похожими на него. У него чуть сердце не остановилось от радости, когда он подумал, что это его дети. Ему не верилось, что они – живые существа, что они были такие правильные, завершенные и больше не пребывали в труднопредставимом пространстве внутри Барбары, вверх тормашками.

– О, Барбара, – произнес он и дотронулся до каждой щечки трясущимся указательным пальцем, – спасибо тебе!

Барбара слабо улыбнулась.

– Их будут звать Елена и Шарлот.

Уильям опять прикоснулся к своим дочерям. Одна из них пошевелилась и громко причмокнула миниатюрным ротиком.

– Нет, их будут звать иначе.

– Нет, их будут звать именно так. Я уже решила. Шарлот и Елена.

– Нет, – опять возразил Уильям. Он выпрямился и взглянул на Барбару. Та рассматривала его, лежа на белых подушках. – В тот день, когда ты сказала, что у нас будет двойня, я в уме назвал их Фрэнсис и Элизабет. Я знал, что это будут не мальчики, не спрашивай почему, но знал. Они были для меня Фрэнсис и Элизабет уже в течение нескольких месяцев.

– Но мне не нравится имя Фрэнсис.

– Мне тоже не нравится имя Барбара, – неторопливо заметил Уильям, добавив после паузы: – Я имею в виду имя, конечно.