Испанские поэты XX века - [34]

Шрифт
Интервал

падая на мрамор, пела неустанно.
— Позабытый сон твой с песенкою этой
вспоминаешь? — пела струйка ледяная. —
Был дремотный вечер дремлющего лета.
— Нет, не вспоминаю, —
отвечал воде я, —
позабыт он вместе с песнею твоею…
— Был такой же вечер, и струя фонтана
падала на мрамор так же неустанно.
В той же, что сегодня, буксовой куртине
песенка звенела, что звенит и ныне.
Разве ты не помнишь? Тяжелели ветки
от поспевших яблок огненной расцветки,
как сегодня… Разве ты не помнишь это?
Был такой же вечер дремлющего лета.
— И отрадна песня, что немолчно льется,
а не знаю снов я, о каких поется.
Знаю, что и раньше яблоки алели
в безмятежных водах твоего потока;
что давно печали в сердце отболели,
миновали снами той поры далекой;
что любовь и прежде мороком извечным
повторялась в этом зеркальце беспечном, —
старое преданье лучше расскажи ты,
расскажи о счастье, что давно забыто.
— О забытом счастье не проси преданий:
ничего не знаю, кроме грусти давней.
Был погожий вечер дремлющего лета…
Горько ты склонялся над водою этой;
и, делясь тоскою, припадал ты к струям
в тот погожий вечер горьким поцелуем.
Припадал ты к струям, жаждою пылая,
и осталась прежней жажда та былая.
— Так прощай навеки! Неустанным звоном
лейся по безлюдью в этом парке сонном —
и прощай навеки: песня твоя ныне
еще горше, струйка, чем мое унынье.
Повернулся ключ мой в скважине замковой;
простонали петли заржавелой двери,
что с глухим ударом затворилась снова,
запечатав мертвый сумрак повечерья.
* * *

«Я слышу напевы…»

Перевод О. Савича

Я слышу напевы
старых-старых песен,
поют их дети,
играя вместе
и вместе изливая
своих сердец мечтанья,
как изливают воду
каменные фонтаны:
всегда на тех же нотах
со смехом и слезами,
но смех тот невесел,
а слезы льются сами
без горечи и боли, —
и с ними льются чинно
любовные печали
легенд старинных.
В детском рассказе
о печали страстной
история туманна,
но горе ясно;
и так же ясно
вода ведет сказанье
о старой любви, которой
удел — молчанье.
На площади старой
в тени играя,
пели дети хором…
Струя крутая
каменного фонтана
лилась не смолкая.
Дети пели хором
наивную сказку
о чем-то, что проходит
и не придя погаснет:
история туманна,
но горе ясно.
И этому рассказу
фонтан спокойно вторил
историю отбросив,
рассказывал о горе.

Берега Дуэро>{30}

Перевод М. Самаева

Аист глядит с колокольни, обозревая округу.
Вкруг развалившейся башни с криками, как с перепугу,
носятся ласточки. Вихри, лютые бури, метели,
словно дыхание ада, с белой зимой пролетели.
Утро. И слабое, низкое
солнце с трудом прогревает скудную землю сорийскую.
Зелень косматых сосенок
заголубела, вздохнула.
Вся удивленье, спросонок
робко весна проглянула
из тополей. Под обрывом, меж берегов, на приволье
дремлет Дуэро. Есть что-то детское в радости поля.
Среди травы голубеет, в утреннем мареве нежась,
новорожденный цветок. О первое данная свежесть
тайной поры обновленья!
Тополи белых дорог, тополи белых селений,
снежной горы полыхание
средь голубого огня.
Солнце безбрежного ясного дня…
Как хороша ты, Испания!
* * *

«На вымершую площадь…»

Перевод Б. Дубина

На вымершую площадь
ведут проулки по глухим кварталам.
Наискосок — церковка
чернеет облупившимся порталом;
с другого края — пальмы
и кипарисы над стеной белёной;
и, замыкая площадь, —
твой дом, а за решеткою оконной —
твое лицо, так счастливо и мирно
сквозящее, за сумерками тая…
Не постучу. Я тороплюсь сегодня,
но не к тебе. Приходит молодая
весна, белея платьем
над площадью, что гаснет, цепенея, —
идет зажечь пурпуровые
розы в твоем саду… Я тороплюсь за нею…
* * *

«Иду, размышляя, по росным…»

Перевод О. Чухонцева

Иду, размышляя, по росным
лугам, по тропе луговой.
Дубы пропыленные, сосны
зеленые над годовой.
Куда убегает тропинка?
Не знаю. Она далека.
Ложится вечерняя дымка,
и падает песня в луга.
Ах, в сердце заноза застряла.
Однажды я вырвал ее
и чувствую — сердца не стало.
Кто скажет, где сердце мое?
И дума моя безответна,
и в тишь отдаются шаги,
и слышно в тиши, как от ветра
звенят тополя у реки.
И песня моя безутешна,
а вечер темней и темней,
и за темнотою кромешной
не видно тропинки моей.
Заноза моя золотая,
как счастлив я был бы опять,
горючие слезы глотая,
забытую боль ощущать!
* * *

«Словно твое одеянье…»

Перевод В. Андреева

Словно твое одеянье,
облака легкий полет.
Я больше тебя не увижу,
но сердце все-таки ждет.
Твоим дыханием тихим
дышит ночной небосвод,
в каждом горном ущелье
отзвук шагов живет.
Я больше тебя не увижу,
но сердце все-таки ждет.
С башен и колоколен
медленный звон плывет.
Я больше тебя не увижу,
но сердце все-таки ждет.
По крышке черного гроба
бьет молоток и бьет,
неотвратим и жаден
могилы уродливый рот.
Я больше тебя не увижу,
но сердце все-таки ждет.

Канте Хондо>{31}

Перевод А. Гелескула

Притихший, я разматывал устало
клубок раздумий, тягот и унынья,
когда в окно, распахнутое настежь,
из летней ночи, жаркой, как пустыня,
донесся стон дремотного напева —
и, ворожа плакучей кантилене,
разбили струны в сумрачные трели
мелодию родных моих селений.
…Была Любовь, багряная, как пламя…
И нервная рука в ответ руладам
взлетела дрожью вздоха золотого,
который обернулся звездопадом.
…И Смерть была, с косою за плечами…
— Я в детстве представлял ее такою —
скелет, который рыскал по дорогам…
И, гулко вторя смертному покою,

Еще от автора Хуан Рамон Хименес
Микрорассказ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Чудесная башмачница

«Я написал „Чудесную башмачницу“ в 1926 г… – рассказывал Федерико Гарсиа Лорка в одно из интервью. – …Тревожные письма, которые я получал из Парижа от моих друзей, ведущих прекрасную и горькую борьбу с абстрактным искусством, побудили меня в качестве реакции сочинить эту почти вульгарную в своей непосредственной реальности сказку, которую должна пронизывать невидимая струйка поэзии». В том же интервью он охарактеризовал свою пьесу как «простой фарс в строго традиционном стиле, рисующий женский нрав, нрав всех женщин, и в то же время это написанная в мягких тонах притча о человеческой душе».


Дом Бернарды Альбы

Как рассказывают родственники поэта, сюжет этой пьесы навеян воспоминаниями детства: дом женщины, послужившей прототипом Бернарды Альбы, стоял по соседству с домом родителей Гарсиа Лорки в селении Аскероса, и события, происходящие в пьесе, имели место в действительности. Драма о судьбе женщин в испанских селеньях была закончена в июне 1936 г.


Стихотворения в прозе

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стихи (2)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Марьяна Пинеда

Мариана (Марьяна) Пинеда – реальная историческая фигура, героиня освободительной борьбы, возродившейся в Испании под конец так называемого «черного десятилетия», которое наступило за подавлением революции 1820–1823 гг. Проживая в Гранаде, она помогла бежать из тюрьмы своему двоюродному брату Федерико Альваресу де Сотомайор, приговоренному к смертной казни, и по поручению деятелей, готовивших восстание против правительства Фердинанда VII, вышила знамя с девизов «Закон, Свобода, Равенство». Немногочисленные повстанцы, выступившие на юге Испании, были разгромлены, а революционный эмигранты не сумели вовремя прийти им на помощь.


Рекомендуем почитать
Разбойники

Основной мотив «Разбойников» Шиллера — вражда двух братьев. Сюжет трагедии сложился под влиянием рассказа тогдашнего прогрессивного поэта и публициста Даниэля Шубарта «К истории человеческого сердца». В чертах своего героя Карла Моора сам Шиллер признавал известное отражение образа «благородного разбойника» Рока Гипарта из «Дон-Кихота» Сервантеса. Много горючего материала давала и жестокая вюртембергская действительность, рассказы о настоящих разбойниках, швабах и баварцах.Злободневность трагедии подчеркивалась указанием на время действия (середина XVIII в.) и на место действия — Германия.Перевод с немецкого Н. МанПримечания Н. СлавятинскогоИллюстрации Б. Дехтерева.


Американская трагедия

"Американская трагедия" (1925) — вершина творчества американского писателя Теодора Драйзера. В ней наиболее полно воплотился талант художника, гуманиста, правдоискателя, пролагавшего новые пути и в литературе и в жизни.Перевод с английского З. Вершининой и Н. Галь.Вступительная статья и комментарии Я. Засурского.Иллюстрации В. Горяева.


Учитель Гнус. Верноподданный. Новеллы

Основным жанром в творчестве Г. Манна является роман. Именно через роман наиболее полно раскрывается его творческий облик. Но наряду с публицистикой и драмой в творческом наследии писателя заметное место занимает новелла. При известной композиционной и сюжетной незавершенности новеллы Г. Манна, как и его романы, привлекают динамичностью и остротой действия, глубиной психологической разработки образов. Знакомство с ними существенным образом расширяет наше представление о творческой манере этого замечательного художника.В настоящее издание вошли два романа Г.Манна — «Учитель Гнус» и «Верноподданный», а также новеллы «Фульвия», «Сердце», «Брат», «Стэрни», «Кобес» и «Детство».