Испанские братья. Часть 2 - [23]

Шрифт
Интервал

Карлос протянул ему Новый Завет, подарок незабвенного Хулио.

— Я спрячу его, — сказал Гонсальво и быстро опустил книгу за бортик своего жилета, где она оказалась по соседству с коротким остро наточенным кинжалом, которому не было суждено получить своё применение.

Алгвазилы подходили к дверям их комнаты:

— Они идут, дон Карлос, и я твой убийца!

— Нет, ты не виноват, запомни это, — и в крайнем своём ужасе Карлос был великодушен. На миг, который показался ему столетием, он стал невосприимчивым ко всем событиям извне. После этого он опять стал самим собой.

Нет, чем-то большим, чем самим собой, ибо теперь, как и раньше в моменты большого волнения, на него сошёл дух его славного воинственного рода. Когда алгвазилы вошли, дон Карлос Альварес де Сантилланос и Менайя встретил их со окрещёнными на груди руками, с твёрдым взглядом, без видимого трепета и признаков страха.

Всё произошло спокойно, деловито, согласно принятым правилам. Дон Мануэль, разбуженный ото сна, пришёл к алгвазилам, и потребовал предъявления полномочий.

Ему показали ордер. Насколько можно было судить, он имел требуемую подпись и был закреплён печатью, на которой были изображены меч и оливковая ветвь, собака с клеймом и глубоко оскорблённая богиня правосудия. Если бы дон Мануэль Альварес был королём Испании, а дон Карлос — наследником престола, то и тогда ничего нельзя было изменить. Но он и не хотел ничего делать. Дон Мануель почтительно поклонился исполнителям закона, заверил их в своём и своей семьи уважении к святой вере и не менее святой инквизиции. Ради проформы он ещё заметил, что может выставить сколько угодно свидетелей, которые подтвердят правоверность его молодого родственника и его лояльность по отношению к святой матери-церкви, и он надеется таким образом освободить его от подозрений, вынудивших их святейшества дать приказ на его арест.

В продолжение этой унизительной сцены дон Гонсальво в бессильной ярости и отчаянии скрипел зубами. Всю свою жизнь он бы обменял на две минуты силы и здоровья, чтобы вот сейчас броситься на алгвазилов и дать Карлосу возможность побега. Последствия столь безумной храбрости могли бы быть какими угодно. Но оковы бессилия были сильнее железных, и делали тело тюрьмой для возмущённого духа.

Первым заговорил Карлос:

— Я готов следовать за Вами, — сказал он предводителю отряда алгвазилов, — если Вы желаете осмотреть мою комнату — пожалуйста, она расположена этажом выше вот этой.

Поскольку сцену своего ареста во всех её подробностях он тысячи раз уже переживал в воображении, то ему и было известно, что просмотр бумаг и личных вещей является непременным его атрибутом. Результатов осмотра он не боялся, потому что, готовясь к побегу, он уничтожил, как он думал, всё, что могло быть уликой против него самого или против других.

— Дон Карлос, кузен мой, — крикнул Гонсальво, когда Карлоса окружили алгвазилы, чтобы вывести его из комнаты, — Бог свидетель, более бесстрашного человека, чем ты, я в своей жизни не видел!

Карлос бросил на него долгий, бесконечно печальный взгляд:

— Скажи это брату! — Это было всё, что он успел сказать.

Потом наверху послышался топот и неразборчивые слова. Все были деловиты, спокойны и даже вежливы. Затем, спускаясь по лестнице, отряд прошёл мимо дверей комнаты дона Гонсальво, и звуки его шагов затихли на плитах дворика…

Час спустя открылись огромные ворота Трианы, чтобы принять новую жертву. Охранник с непроницаемой миной в глубоком поклоне придерживал ворота, пока через них проходил арестованный со своим конвоем. Потом они опять были закрыты и заперты на множество засовов. На этом для Карлоса Альвареса прекратилась всякая надежда на помощь, милость и пощаду, за исключением милости Божьей.

Глава XXVII. Хранители брата моего

Неделю спустя дон Хуан Альварес соскочил с коня у дверей дома своего дяди. Скоро на его зов явился привратник, «правоверный христианин из добрых старых времён», который всю свою жизнь состоял в услужении семьи. Хуан громогласно его приветствовал:

— Да благословит Вас Бог, отец, во все грядущие времена! Мой брат в доме?

— Нет, сеньор Ваша милость, — растерянно произнёс старик.

— Где же мне его искать? Если знаете, скажите!

— Как угодно Вашей милости, я ничего не знаю! Ах! Пусть смилуются над нами все святые! — старик дрожал всем телом.

Хуан отодвинул его в сторону и в спешке едва не сбил с ног. Тяжело дыша, он ворвался в кабинет дяди напротив патио. Дон Мануэль сидел за столом и просматривал бумаги.

Обратив на него свои чёрные пронзительные глаза, Хуан, позабыв поздороваться, резко спросил:

— Где мой брат?

— Да хранят нас все святые! — воскликнул дон Мануэль, вопреки своей абсолютной невозмутимости, — какой приступ безумия тебя сюда привёл?

— Где мой брат? — в том же тоне повторил Хуан, не дрогнув ни единым мускулом.

— Замолчи, образумься, дон Хуан, не навлекай на себя внимания, это было бы рискованно для нас. Мы сделали всё, что могли…

— Во имя неба, сеньор, я услышу от Вас вразумительный ответ?

— Да поимей ты терпение! Мы сделали всё, что смогли, больше, чем имели право делать, это была его собственная вина, он попал под подозрение и арестован!


Еще от автора Дебора Алкок
Испанские братья. Часть 1

Историческая повесть «Испанские братья» — повесть времён шестнадцатого века. Это повесть о протестантских мучениках, о тех, которые несмотря ни на какие преграды открыто исповедовали Иисуса Христа в своей жизни. В истории Испании XVI век очень ярко освещён факелами костров, пылавших по всей стране, в которых горели ни в чём не виновные люди. И, как правило, огонь инквизиции распространялся на представителей аристократии, всё преступление которых зачастую состояло только в том, что они читали Евангелие на родном испанском языке.


Испанские братья. Часть 3

Историческая повесть «Испанские братья» — повесть времён шестнадцатого века. Это повесть о протестантских мучениках, о тех, которые несмотря ни на какие преграды открыто исповедовали Иисуса Христа в своей жизни. В истории Испании XVI век очень ярко освещён факелами костров, пылавших по всей стране, в которых горели ни в чём не виновные люди. И, как правило, огонь инквизиции распространялся на представителей аристократии, всё преступление которых зачастую состояло только в том, что они читали Евангелие на родном испанском языке.


Рекомендуем почитать
Детские годы в Тифлисе

Книга «Детские годы в Тифлисе» принадлежит писателю Люси Аргутинской, дочери выдающегося общественного деятеля, князя Александра Михайловича Аргутинского-Долгорукого, народовольца и социолога. Его дочь княжна Елизавета Александровна Аргутинская-Долгорукая (литературное имя Люся Аргутинская) родилась в Тифлисе в 1898 году. Красавица-княжна Елизавета (Люся Аргутинская) наследовала героику надличного военного долга. Наследуя семейные идеалы, она в 17-летнем возрасте уходит добровольно сестрой милосердия на русско-турецкий фронт.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


Морозовская стачка

Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.


Тень Желтого дракона

Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.


Избранные исторические произведения

В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород".  Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере.  Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.


Утерянная Книга В.

Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».