Испанская новелла Золотого века - [12]

— Господи, берегись, опять твои враги к тебе подбираются!

В Толедо осматривали как-то дом умалишенных; и вот, завидя входящих, один из сумасшедших возопил;

— Я — архангел Гавриил, ниспосланный Богородице и возгласивший: «Ave Maria…»

— Врет, — прервал его другой. — Я — Бог-отец и никогда его ни за чем подобным не посылал.

Однажды, жарким летним днем, ростовщик Сото появился в пышно расшитом камзоле с высоким воротником. Удивившись этому, донья Мария Сармьенто, жена маркиза де Посы, спросила:

— Господи Боже, сеньюр Сото, неужели вам не жарко?

— Очень жарко, сеньора, — отвечал Сото, — зато каково шитье!

На некоего идальго из здешних мест донесли в инквизицию, что он ел мясо в постные дни. Представ перед судьями, он изложил им свое безупречное происхождение (при этом постоянно заикаясь и шепелявя), а под конец сказал:

— Что ж, теперь вы сами убедились, сеньоры, что я не только не иудей, не выкрест и не мавр, но также и не язычник, потому что язык у меня подвешен не лучшим образом.

Судьи посмеялись такому находчивому ответу, и на том дело и кончилось.

Узнав о том, каким разрушениям подверглась Гранада, король фесский сказал:

— Три вещи, по крайней мере, у нее нельзя отнять: зеленый убор ее садов, серебряный пояс реки и белый плат снегов на горных вершинах.

Некий римский еврей угощал одного новообращенного холодной свининой, на что тот ответил:

— Э нет, меня не проведешь: горяч он или холоден — один черт!

В некоем городе представляли страсти Господни: по улице шел человек, неся крест Спасителя, а толпа со всех сторон награждала его тычками, плевками и поношениями. Случилось проезжать мимо одному португальцу, который, увидя это, соскочил с коня и, выхватив шпагу, бросился на истязателей; те, видя, что дело не шуточное, разбежались, португалец же сказал:

— Клянусь Господом, до чего подлый народ эти испанцы!

И, с досадой обернувшись к Христу, продолжал:

— А ты, добрый человек, что ж ты каждый год им в руки даешься?

В другой раз некий португалец проповедовал о страстях Христовых, и поскольку, слушая его, все прихожане плакали навзрыд и беспрестанно стенали, обратился к ним со словами:

— Не убивайтесь так, сеньоры: кто знает, может, ничего такого и не было.

В местечке Сельцо Простаковского округа некий прощелыга монах под страхом отлучения согнал всех крестьян на проповедь, темой для которой взял слова Иова «Quid est homo»[6]. Один крестьянин, перед тем выгонявший своих лошадей на луг, запоздал и вошел в церковь в тот самый момент, когда монах возгласил по-испански:

— Кто ты есть, человече? Откуда явился в мир?

Крестьянин, решив, что обращаются к нему, громко ответил:

— Педро Гонсалес меня зовут, сеньор, вот лошадей на луг выгонял.

Те, кто был рядом с ним, зашептали:

— Тише ты, тише, это на него снизошло.

— Ах, нашло на него, — отвечал крестьянин. — Так пусть тогда про себя расскажет, откуда он в мир явился и какая шлюха его родила.

И сколько ни пытались объяснить ему, в чем дело, все без толку.

Рассказывали мне как-то в Валенсии, что его преподобие мосен Феррер Старший, выйдя однажды из дворца после аудиенции у вице-короля, не нашел своего мула, которого спрятали слуги. Разыскав мула, его преподобие спокойно отправился домой. Когда же один из бывших с ним друзей спросил, почему он не наказал слуг за их проделку, тот отвечал:

— Тише, не дай Бог они поймут, что нам нужны, тяжко нам тогда придется.

Однажды некий монах-бенедиктинец на страстной неделе читал проповедь в Вифлеемской церкви в Вальядолиде. Кафедра, где он стоял, находилась рядом с решетчатой перегородкой, за которой молились монахини; и так как пылкий проповедник постоянно размахивал руками, то зацепился широким рукавом рясы за острые концы решетки и вместе с кафедрой обрушился на монахинь; причем один из прихожан заметил:

— Знал, куда упасть.

Однажды в день Святого Петра некий нищенствующий монах читал в Вальядолиде, в приходе святого Петра, проповедь, на которой присутствовало много лиц из высшего духовенства, и среди них — кардинал Лоайса; а так как в обычае монаха было порицать и укорять свою паству, то и на этот раз он стал выговаривать прелатам за то, что они слишком воздержанны в своих милостях и слишком умеренны в своих благостынях; и наконец, обернувшись к кардиналу, произнес:

— Чего, впрочем, не скажешь о вашем преподобии, ибо все, что имеете, вы отдаете. И кому же? Фра Висенте, вашему казначею.

В Вальядолиде, рядом с церковью Святого Стефана, есть могила с такой эпитафией:

Здесь спит дон Педро Лежебока,

Покойным сном почив глубоко,

Вкушая прах, сам прахом стал,

В долг не давал, взаймы не брал,

Что скрыто здесь —

Бог весть.

Как-то коннетабль шел с доньей Марией де Мендоса под руку в некоем темном месте.

— Славное местечко, — сказал коннетабль, — не будь ваша милость вашей милостью.

— Да, славное, — отвечала донья Мария, — будь ваша милость не вашей милостью.

Герцогу дель Инфантасго прислали однажды из толедских кортесов такое письмо; «Поскольку вы выдали свою дочь за Санчо де Паса, согласились служить королю и обнажили шпагу против альгвасила, то о своей чести можете не заботиться — у короля ее на всех предостаточно».